Налоги должны платить все. Все без исключения.
Получаете вы жалованье чеком, банковским переводом, или наличными ― это абсолютно никого не беспокоит. По закону вы обязаны указать все свои доходы, а равно их источник. Тем более, что источник все равно уже давно послал всю информацио о вас куда надо, так что выбор у вас, прямо скажем, небогат.
Далее вы должны скрупулезно подсчитать, сколько вы должны государству. Чем скрупулезнее вы подсчитаете, тем целее будет ваша задница. Особенно если вы живете в такой стране, как Канада.
Подсчеты вы можете сделать сами, или это за вас сделает ваш бухгалтер. Второе немного дороже, но лучше, потому что меньше вопросов будет. И ― полный вперед! Механизм отъема денег государством у граждан здесь давно отработан до совершенства. Отступников ждут различного рода репрессии, вплоть до банальнейшего тюремного заключения. Короче ― надо вовремя отдать то, что принадлежит государству, пока оно, это государство, не вырвало у вас назад то, что вы утаили, да еще с вашим же желудочным соком впридачу.
Несмотря на все это, мы налогов не платим.
Вы изумленно спросите ― как?! Да разве ж это возможно?!!
Ответ ― возможно, да еще как!
Вы там только не подумайте чего-нибудь дурного, ладно? Мы не торговцы наркотиками. И оружием мы тоже не промышляем. И людьми мы тоже не торгуем (куда нам). И вообще-то мы не против государства с его законами. В принципе. Хотя как-то вот получается, что мы налогов не платим. Потому как получаем мы тоже наличными.
Опять же, это не должно удерживать нас от уплаты налогов. Во всяком случае, постараться можно было бы. И нужно. Хотя… какого черта. Вот возьмем, к примеру, вас. Да, да, именно вас. Скажите (только честно!), если вы вдруг начнете получать зарплату наличными (неучтенными, конечно), вы побежите в налоговую службу заявлять о своих доходах? Если да, то я в вас здорово ошибся.
Самый старый работник нашей компании Чарли Саан по кличке Чмырли говорит, что несмотря на то, что наша директриса Хилда ему постоянно и крепко недоплачивает, он все же налоги платит, хотя запросто мог бы этого не делать. При этом его прозрачные серые эстонские глаза становятся еще прозрачней и голос его приобретает несвойственную обычно Чарли твердость. Но почему-то я сомневаюсь в добропорядочности Чмырли. Врет он. Не платит он никому и ничего. Он и в магазине бы за сигареты не платил, дай ему волю. В конце концов, он такой же человек, как и мы все. Как бывший ленинградский интеллигент Женя Буцис. Как полоумный лузер Рик Рейган. Как Погос Петросян, бывший хирург из Цахкадзора. Как кубинец Хорхе Альберто Салазар Дюран Маркос Сантана, бывший инженер-строитель из Аломара, получивший высшее образование в Новосибирске. Как Фезо Намоев, тбилисский курд, сын, внук и правнук тбилисских дворников. Как Эдик Лившиц, молодой преступный тип родом из Бобруйска, недавно приехавший в Канаду из Италии. Как молодой кениец Абдулла Хаким Таараб из Найроби, он же Абди. Как и мы все…
В компании \”Этобико Эйр Порт Сервис\” все – и новички, и ветераны – в более или менее одинаковом положении. Организация это не совсем обычная, для Канады вообще в своем роде уникальная. Организована она была давным-давно, еще в конце шестидесятых. В начале семидесятых она цвела пышным цветом – говорят, здесь работало около сорока человек. Прокат машин, ремонтная мастерская, несколько автобусов – полный комплект услуг, боевая единица в себе.
Потом \”Этобико Эйр Порт Сервис\” перешла в другие руки. В течение десяти лет она переходила из рук в руки, пока ее не приобрел ее теперешний владелец – Боб Рафферти. Под его руководством компания, когда-то процветающая, быстро превратилась в полулегальную лавочку. Для ее работников настали в полном смысле слова черные дни.
В первую очередь зарплату работникам чеком выплачивать перестали. В обиход вошел бессмертный принцип \”Любишь жить – умей вертеться\”. Существование этой компании сразу и подтвердило мои давние подозрения – да, шарашат не только у нас…
На своем веку мне приходилось сталкиваться со многими прохиндеями. Всякие попадались. Но я могу утверждать с полной ответственностью – Боб Рафферти стоит как минимум на три головы выше самого хитрого из встреченных мной. Это личность выдающаяся в своем роде. Старается не отставать от него и главный менеджер компании эстонка Хилда Саан. Но, конечно, ей до Боба далеко.
За годы правления сего дуумвирата компания стала настоящим прибежищем для бедных, новоприбывших эмигрантов, неудачников и прочей неуважаемой публики. Нормальный, хороший человек никогда не пойдет работать в такую фирму. Причин много. Но основная – здесь крайне нерегулярно платят. Жадность начальства мешает поставить дело на приличную ногу. Инвестиции в расширение нулевые. Прибыли за смену иногда не хватает даже для покрытия расходов на жалованье работников, не говоря уже о чем-нибудь другом. Текучка кадров здесь страшенная…
– Пойми, не могу же я выжимать бабки из людей. Раз сказал, ну два – а он, проклятый, – ни в какую. Что мне ему – дорогой мистер, так-то и так-то, у нас начальство херовое? – Женя Буцис, бывший кандидат технических наук, смотрит на меня глазами, полными вселенской печали. – Да на хер ему это надо? Надавишь чуть сильнее – жалуются, проклятые. А потом она сама же и вставит по самые помидорки. Какой-то заколдованный круг, ей – вот Богу…
Работникам выплачивалось вознаграждение только из наличной прибыли. Деньги, поступившие в виде чеков, кредитных или дебетовых карточек, то есть безналичные, сразу и безраздельно поступают во владение Боба. Чеками он не платит из принципа. А принцип здесь такой: хочешь получить деньги – крутись, как можешь. И мы крутимся как можем.
Клиенту, паркующемуся у нас, мягко объявляется: дорогой сэр или дорогая леди – а знаете, мы предпочитаем кэш, или попросту наличные денежки. Иногда кроткий и покладистый канадский клиент безропотно вытаскивает на свет божий заветные бумажки. Но не всегда. Не всегда. Среди клиентов тоже разные попадаются.
Например, Вилли Клагсбрунн, крошечный человечек с кривым носом, редкой рыжей бороденкой, длиннейшими пейсами и маленькими, косящими, но тем не менее пронзительными глазками. Он по религиозным делам постоянно шастает в Штаты, в Баффало и Рочестер, и паркуется у нас минимум раз в неделю. Завидев заезжающий на стоянку его длинный вишневый \”Понтиак\”, Женя злобно матерясь сквозь зубы (если в офисе нет других клиентов или начальства), лезет в ящик за формой для кредитной карточки. Только так мосье Клагсбрунн и расплачивается. Да еще с ворчанием, а нередко и с визгливыми проклятиями впридачу. Мы не любим Клагсбрунна.
Хуже него может быть только Раджив Шрипарабарамасан. У этого индусского джентльмена преклонных лет рот открывается одновременно с дверью в офис и закрывается только в аэропорту. Тут в ход идет все: и непомерно высокая оплата за паркинг (хотя она у нас, неверное, самая низкая в городе), и нерасторопный шофер, и недостаточно вежливый персонал, и недопустимо долгое ожидание в аэропорту, и неизвестно откуда взявшаяся царапина на левой дверце его старомодного серого \”Кадиллака\”. Часто упоминается мерзкая погода и невыносимо спертый воздух в офисе (эй, ребята, вы тут что, пердите на рабочем месте?!). Обычно мистер Ш., после минутного гневного вступления, которое очень напоминает хорошую артподготовку, с презрительной миной швыряет работнику за стойкой свою кредитку, что, по его мнению, должно выражать высшую степень снисходительности к несчастным мудакам и идиотам на паркинге, которые даже не удосужились выстелить ковровую дорожку от парковки в офис. Мы все дружно ненавидим мистера Ш., и стараемся его обслужить и спровадить как можно скорее.
А наши бывшие соотечественники вообще не любят платить. Они требовательны и невероятно капризны, яростно, до хрипа спорят из-за высоких цен (и опять ведь эти проклятые \”высокие цены\”!), ссылаются на какие-то скидки, на плохое обслуживание, на настоятельную необходимость получить моральное удовлетворение, на более чем неважную конъюнктуру и предварительную договоренность. Цель – заплатить как можно меньше или вообще не заплатить. И мы не любим наших бывших соотечественников…
Европейцы – тоже самое. Особенно ребята из Восточной Европы – венгры и чехи, потом немцы и французы. Бережливость и точный расчет – великое дело, с этим можно далеко пойти по жизни. Но они не любят платить нам наличными. А мы, все как один, терпеть не можем европейцев.
И еще одна категория, которую мы не перевариваем – трэвел-агенты. Проклятый Боб запретил даже заикаться им про деньги. Причина – будто бы они посылают Бобу клиентов и, таким образом, способствуют его процветанию. Они гораздо хуже, чем другие, потому что не платят вовсе.
А вот кого мы искренне и нежно любим – это черных товарищей с Карибских островов. У этих рослых, горластых ребят наличных всегда – навалом, они вообще предпочитают платить наличными. Да и получают они тоже не по чеку. Разновидность бизнеса, которым они занимаются, любит исключительно наличный расчет. Приезжают они обычно на роскошных \”корветах\” и \”лексусах\”, в одиночку, или вдвоем, иногда – с целым эскортом, состоящим из длинноногих и грудастых черных или белых девочек с модельной внешностью. И общаться с ними значительно легче – ребята они с юмором, веселые, общительные, любят соленую шуточку. Черные вообще любят поржать, а эти – особенно.
Они почти никогда не жалуются. Шофер не вовремя приехал – ничего. Вмятина на машине – ничего, заделаем. Чаевые всегда отсыпают щедрой рукой. Хорошие ребята, дай Бог им здоровья и удачи в их нелегком деле. Можно с почти стопроцентной уверенностью предположить, что если бы не клиенты, то \”Етобико Эйр Парк\” давно накрылся бы медным тазом – все давно разбежались бы к чертовой матери. Они – единственная категория, машины которых у нас на паркинге никогда не курочат.
***********
Я еду на работу, в ночное. Ехать мне не очень долго – от силы минут тридцать, тридцать пять. Бывает и дольше, но редко. Это обычно случается когда автобус запаздывает. Но по вечерам все идет нормально.
Автобус отходит от станции метро \”Лоренс Уэст\”. Мне нужно ехать семь коротких станций – минут двенадцать.
Вагон наконец-то трогается. Я прижимаюсь лбом к холодному стеклу. Оно приятно холодит кожу, только поезд трясет, вместе с поездом трясется голова, и мысли от этого мешаются.
Сидящая напротив меня женщина жестикулирует и громко разговаривает сама с собой. Как их много здесь, вот таких. Одно из первых моих впечатлений от Канады было такое: страна ненормальных. В течение первой недели в Торонто я их перевидал столько, сколько в Союзе не видел и за год. Это меня очень удивляло первое время, пока я не сообразил, что у нас душевнобольных просто прятали в психушки, даже тихих помешанных, никому зла не причинявших. А тут в психушки прячут тяжелобольных и буйных, а также преступников с поехавшей крышей. А таких – гуляй на задоровье, веди сам с собой беседу. В действительности ненормальных в Канаде не больше, чем где-либо.
Женщина говорит громко и самозабвенно. Она кого-то ругает, на кого-то жалуется, кого-то проклинает. Она притопывает ногами, размахивает руками, нередко задевая металлическую подпорку. Иногда она начинает материться и тогда речь ее становится нечленораздельной. Она багровеет, брызжет слюной а потом так же внезапно успокаивается, и продолжает бормотать. Ей лет сорок, а может, и все шестьдесят. Какая-то вся она опухшая, одутловатая, багроволицая, с растрепанными седеющими космами. От нее жутко несет застарелым потом и мочой, да так, что я через пару метров чувствую. Никто в вагоне на нее не обращает никакого внимания. Привыкли. А когда я перестану обращать внимание на такие вещи? Наверное, еще не скоро, хотя живу здесь уже пару лет.
Женщина выходит на станции \”Гленкэйрн\”, еще раз матюкнувшись, а потом, уже совсем неожиданно, послав громкое и нечленораздельное проклятие молодому парню, сидящему около выхода. Парень бледнеет, морщится и страдальчески смотрит ей вслед. Несчастный, его всего перекосило…
*********
Сегодня ночью я дежурю с Джафри. Настоящее имя Джафри – Джафар аль-Фарид и он родом из Пакистана, из города Карачи. Это высокий, худой, редко улыбающийся парень лет двадцати восьми. У него приятный серо-коричневый цвет лица, густейшие иссиня-черные волосы и крупные зубы, растущие во рту через один. У него имеются и особые приметы – его уши. Они у него странные, почти нечеловеческие – громадные, морщинистые, похожие на уши слона. Мне кажется, при желании он мог бы хлопать ими в жару.
Джафри учится, вернее, заканчивает колледж, будущая профессия – программист. Мне говорили, будто бы он стучит на всех Хилде Саан, нашей директрисе. Не знаю, на меня он вроде не стучал. Может потому, что в смене с ним я с ним работал всего два-три раза. Во всяком случае, я к нему отношусь настороженно, как и ко всякому малознакомому человеку такого типа.
Перед тем, как зайти в офис, я иду в сторонку – туда, где в темноте мокро поблескивают стекла и крыши машин наших клиентов. Зайдя за большущий \”Гранд-Чероки\”, я справляю малую нужду на гравий и, кажется, немножко на заднее колесо джипа. Все удобства типа санузла в нашей компании – во дворе. Правда, некоторые ездят в находящийся в нескольких сотнях метров отель \”Бристоль\”. Я же предпочитаю себя по таким мелочам не беспокоить.
Предыдущая смена состоит из Женьки Буциса и полоумного Рика Рейгана. Рика в офисе нет: уехал в аэропорт за только что прибывшими клиентами. Женя сегодня – шифт-менеджер. Он что-то записывает в разграфленный лист, по привычке постукивая себя шариковой ручкой по подбородку. Его большой крючковатый нос придает его лицу агрессивное, даже немного хищное выражение. Хотя он парень очень добрый и совсем безвредный. Одно слово – питерский интеллигент.
– А, привет! – он быстро пожимает мне руку и снова склоняется над своей писаниной, – опять сегодня эта жирная сволочь удружила. Смотри, мы сделали за смену триста двадцать пять кредитками и больше двухсот наличными. Звоню ей: так-то и так-то, удачный, мол, шифт – больше пятисот баксов за смену нагребли. И сегодня вечером и ночью ожидается поток – человек шестьдесят, не меньше. А она мне говорит: пятьдесят тебе, Рику – шестьдесят. Остальное – в сейф, депозит. Сука она подлая, поганая, дранная чухонка, вот она кто. И главное, за прошлый шифт она мне тридцатник всего лишь заплатила – наличных не было, всего три клиента налом платили. Представляешь? А теперь объясни мне одну вещь. Я – старший смены, и мне пятьдесят. Рик – простой водила, ему – шестьдесят. И он к тому же чаевые получает. Ты мне можешь объяснить, что в этом гребанном мире происходит?! Антисемитизм чистой воды!
– Да ладно тебе. Ты еще скажи – расизм. Просто она решила в этой ситуации кинуть тебя, а не Рика.
– А почему? Почему?! И ты будешь говорить, что это не…
– Да, буду. Он его не кинула потому, что он местный кадр. А ты ― сам знаешь, кто ты есть. И еще она тебя кинула потому, что ты жаловаться в жизни не будешь. А он может. И она это знает. Понятна мысль моя неглубокая?
Лицо у Жени искажается. Он набирает в грудь побольше воздуха и… выпускает его, как проколотая шина. Так всегда кончаются его возмущенные выступления против начальства. Жаловаться Женя действительно не может. И никогда не будет, если ему даже вообще не заплатить. Женя – вэлферщик. Получатель пособия по бедности. Такому зарплата не полагается. А получаешь жалованье ― изволь слезать с пособия.
Женя слезать с пособия не хочет. Вэлфер ― единственная, кажется, устойчивая вещь в его эмигрантской жизни. А все остальное ― зыбко и расплывчато… как и у нас всех. Или почти у всех.
– Все, бл…, у других, как у людей – бормочет, постепенно затухая, Женя, – А мне, как всегда – хер на блюде. Уйду я. Ну почему, почему?
В Канаде Женя уже года три. И никак не может найти себе работу по специальности. Причина – плохой английский. И учить его Женя совсем не хочет. Говорит – не могу.
Здесь, на паркинге, Женя работает уже года два. Считается ветераном, знает здесь все. Но получает он, как новичок. Он добрый и бесхребетный, и у него плохой английский. С таким знанием языка в Канаде о защите своих ущемленных прав и думать не моги. Тем более, если ты плотно сидишь на вэлфере.
********
На территорию паркинга на скорости минимум восемьдесят километров в час залетает минивэн. Это Рик привез клиентов из аэропорта. Никто, кроме него, у нас на такой скорости не ездит. Но Рик ненормальный – я имею в виду, действительно ненормальный. Он чокнутый, как здесь говорят – nuts.
– Опять чаевых этому мудаку не дали, – со вздохом говорит Женя. – Сейчас такое начнется…
Дверь распахивается и в офис вваливается Рик. Он в великолепном настроении, это сразу видно.
– Фак… фак… – он шипит и фыркает, как раздраженный камышовый кот. Не поздоровавшись, он прет к стенному шкафу и вытаскивает оттуда большой серый рюкзак, – о, о, ш-шит… шээтт…
Женя молчит. Он в глубине души побаивается Рика, считая его способным на многое, если не на все.
Ни на кого не глядя, Рик начинает собираться домой. Он остервенело швыряет в рюкзак разные вещи: термос, бейсбольную рукавицу, небольшой кожаный мяч, пустую коробку из-под картофельных чипсов, какие-то мятые бумажки. Туда же отправляется толстая книга с длинным непонятным названием и вчерашняя газета \”Торонто Стар\”. Рик всегда таскает с собой на работу чертову уйму вещей. Когда-то у Рика была машина, и весь этот ворох он перевозил на переднем сиденье, но пару месяцев назад он машину где-то разбил, чудом при этом выжив. После этого случая Рик пересел на автобус. Но привычка таскать с собой на работу полный рюкзак осталась.
– Фак! Возился с гребанными сволочами полчаса, – вдруг взрывается он. – Таскал их чемоданы, чуть пуп не надорвал, а они – хоть бы пару баксов сбросили. \”Спасибо, мой друг, мы ценим вашу работу\”. – Кривляясь, передразнил он …- Ф-ф-фак! А что я буду с этим \”спасибо\” делать? За квартиру платить или жратву на него покупать? Тфу, ф-ф-ф… эй, Юджин, – обращается он к Жене, – сколько мы сегодня сделали?
– Больше трехсот карточками и около двухсот – кэш. Хилда тебе шестьдесят сбросила.
– А тебе?
– Пятьдесят.
– Пятьдесят раз переехать ее жирную эстонскую задницу этим проклятым вэном. А потом еще шестьдесят раз. П….а проклятая…
Рику лет сорок пять, но выглядит он лет на десять старше. Он маленький, совершенно седой, очень подвижный и нервный. В этой компании почти все нервные. Но Рик даже на этом фоне выделяется.
Он серьезно болен. У него уже довольно долго серьезные проблемы с позвоночником. Его давно надо бы оперировать, но он боится операции. Эта болезнь постепенно сводит его с ума. Так он сам утверждает. Я думаю, это правда.
Без видимой причины он иногда начинает дергаться, орать и брызгать слюной. Даже при клиентах – ему глубоко наплевать на все. Не выгоняют его потому, что, по слухам, он знает слишком много о проделках нашего начальства. Рик ненавидит всех иммигрантов, всех без исключения – независимо от цвета кожи, вероисповедания и политических взглядов. Он искренне считает, что иммиграция губит Канаду.
Хотя он считает себя очень сложной натурой, его привязанности немногочисленны и довольно просты. Рик обожает песни певца Роя Орбисона и полуметровый сэндвич \”Мистер Сабмарин\” (без лука), испытывает болезненную страсть к покупному куриному супу с лапшой, очень уважает картофельные чипсы в разных видах. Любит все виды шипучки. Особенно нежно он относится к диетической кока-коле. Пить ее – о, это у Рика целая традиция, вроде как чаепитие у японцев. Как всегда, для начала он очень внимательно, вполголоса, читает все надписи на банке, кивая головой в знак принципиального согласия, а прочитав, с треском отрывает у банки алюминиевое колечко и долго, с наслаждением принюхивается. Пьет небольшими глоточками, закрыв глаза, смакуя, причмокивая и каждый раз, опустошив дежурную баночку, громко, с остервенелым клокотанием рыгает – из уважения к кока-коле.
Но его интересы не ограничиваются только едой. Культурные и общественные развлечения также входят в сферу его интересов. Например, каждую пятницу Рик напивается до потери сознания в баре \”У Кайла Дурифа\”. В то же самое время он – сторонник здорового образа жизни, особенно с того времени, как у него не стало машины. Он много ходит пешком, играет сам с собой в бейсбол перед паркингом в рабочее время и круглый год спит у себя на балконе в старом спальном мешке.
Но главная страсть его жизни ― говорить о \’\’Торонто Блю Джейс\’\’, главной бейсбольной команде города. Вот тут-то очень важно в разговоре с ним эту тему вовремя придавить. Скомкать. Под любым предлогом, или перевести беседу на другие темы. Иначе ― не миноватъ большой беды. Проблемы любимой бейсбольной команды Рик воспринимает как свои собственные. Стоит с неподобающим уважением отозваться об игре команды или любом ее игроке (имена, равно как и биографии игроков Рик знает наизусть) как он моментально вспыхивает, как серная спичка. Он начинает метаться по офису, орать, материться, брызгать слюной, словом, ведет себя в высшей степени безобразно. Один раз он даже замахнулся на Фезика машинкой для пробивания кредитных карточек. Успокоить его после такого приступа обычно бывает очень и очень нелегко. Иногда он не может отойти от обиды в течение нескольких недель, полностью игнорируя дежурного обидчика. Злопамятность – еще одна из положительных черт его характера.
Сложная он натура.
*********
Ночь. Женька и Рик давно уже ушли. Дождь идет не переставая. Кажется, что там, в угольно-черном небе, кто-то положил шланг в исполинскую лейку, наклонил ее, отвернул кран до упора, а потом забыл, бросил, ушел. Сейчас уже около часа ночи. Снаружи царит промозглый холод, но в офисе тепло. Джафри дремлет, положив свою огромную, отливающую синеватым голову на свою коричневую бархатную подушечку-думку с вышитыми на ней словами на непонятном мне языке. Хорошо бы сейчас выключить свет, думаю я, а потом растянуться на картонных коробках с рекламными проспектами, накрыться курткой и спать, спать, спать до самого утра. Утром с первыми лучами проснуться, встать, забрать всю ночную выручку, надеть куртку, и страшно пнуть ногой в дверь – да так, чтобы задрожало все это паршивое строеньице, чтобы посыпались стекла. И уйти, уйти не оглядываясь – навсегда уйти. Эх, эх-х…
Резкий звонок разрывает уютную ночную тишину. Это очередной клиент приехать изволили. Недовольный голос звучит в трубке:
– Вы, ребята, точно заснули. Третий раз звоню – никакого ответа. Что это за сервис такой?
– Извините, сэр, но мы были в офисе и не слышали никакого звонка.
– Эй, значит я – вру? Так выходит? – Клиент явно нарывается на скандал.
– Так или иначе, но звонка мы не слышали. Откуда вы прилетели, сэр?
– Из Цинциннати. Я на нижнем терминале. Когда пришлете водителя?
– Буквально через десять минут он будет в аэропорту, сэр. Идите на пост двадцать четыре и ждите, оттуда он вас заберет, сэр.
Клиент с треском вешает трубку, и я бужу Джафри. Наконец, после ощутимого толчка в плечо, он просыпается и страдальчески смотрит на меня мутными глазами.
– Опять клиент, да? – (тяжелый вздох), – ой, на какой терминал ехать?
– Первый терминал, пост двадцать четыре, международный.
Угревшийся в тепле офиса Джафри еще раз тяжело вздыхает, встает, набрасывает на себя свою короткую вельветовую курточку и пошатываясь, подходит к стеклянной двери офиса. С минуту он смотрит в черноту, как будто увидел там что-то интересное. Затем, гортанно буркнув что-то на своем языке, толкает дверь и выходит наружу.
Спустя пару секунд дверца минивэна хлопает, свет фар выхватывает из мокрой темноты ряды аккуратно припаркованных машин. Потом минивэн, глухо рыча, разворачивается и уезжает в аэропорт.
За Джафри нужен глаз да глаз. Любовь ко сну у него поистине патологическая, выходящая за всякие рамки. Мне рассказывали, что однажды, года два назад, поехав в аэропорт, Джафри по дороге сильно захотел спать. Возмущенный тем, что его разбудили среди ночи и отправили в аэропорт за клиентом (он потом так и объяснял случившееся начальству), окончательно еще не проснувшийся, он решил отдохнуть минутки две-три. Подогнав машину к обочине на одной из самых оживленных скоростных трасс, он выключил мотор, откинул кресло назад, прилег, закрыл глаза… и крепко заснул. Не помогли ни истошные завывания по рации перепуганного шифт-менеджера, ни поиски, оперативно устроенные на оставшемся минивэне. Проснувшись самостоятельно ровно через полчаса, Джафри преспокойно поехал в аэропорт за совершенно осатаневшим от долгого ожидания клиентом (того, учитывая сложную оперативную обстановку, из аэропорта так никто и не удосужился забрать). Его не выставили только лишь потому, что за него вступилась Хилда.
Джафри нужно постоянно вызывать по рации. На это существует прямая инструкция лично от Боба. Все к этому привыкли, да и сам Джафри тоже. Привык до такой степени, что если кто-либо забывает это сделать, он сам выходит по рации в офис и обиженным тоном осведомляется, в чем дело. Прибыв с клиентом на паркинг, Джафри, не утруждая себя перетаскиванием багажа до машины клиента (если он решил, что в смысле чаевых клиент бесперспективен) поспешно возвращается в офис и вновь плюхается в свое кресло.
Время, свободное от исполнения непосредственных обязанностей, Джафри использует следующим образом: сладко дремлет в кресле, или читает свои компьютерные книжки. Работать он не любит совершенно. Иногда он с громким чавканьем и хлюпаньем поедает принесенную с собой из дому пакистанскую пищу (запаха которой не переваривает наша директриса), или подолгу разговаривает по телефону на языке урду со своими соотечественниками, задрав ноги на стол, покачивая своей огромной синевато-бежевой головой и часто, через каждый десяток слов сокрушенно восклицая: \”Ача, ача!\” Время от времени он громко пукает и поспешно извиняется.
**********
Рация ожила и заговорила. Гортанный голос Джафри с сильным пакистанским акцентом прорвался через шумы и паутинный треск и доложил:
– Джафри к Дэвиду. Джафри к Дэвиду. Подъезжаю к первому терминалу. Как понял меня, Дэвид?
– Дэвид к Джафри. Понял тебя отлично. Давай забирай клиента и возвращайся назад. Кстати скажи ему, чтобы зашел в офис – у него просрочено три дня.
Рация удовлетворенно хмыкнула и замолкла.
Клиент, за которым сейчас едет Джафри, скорее всего дешевая скотина. Во-первых, он начал с вранья – будто бы он звонил в офис три раза. Это, наверное, все потому, чтобы не заплатить чаевые. Во-вторых, по голосу видно – склочник, недовольный всем миром. Ну что же, не заплатит чаевых – будет тащить свой багаж до машины сам. В этом отношении Джафри еще хуже Рика – бывает, иногда он высаживает скупого клиента метров за двадцать до его машины. Я еще раз гляжу на его фамилию в журнале. Его звать Эдгар Дж. Смит. Простое, не вызывающее никаких сомнений имя.
Клиент оказался примерно таким, каким я его и представлял – большим, крепко упитанным, с намечающимися брылями. Противным. Интересно, отражается ли характер на внешности?
– Сколько я вам должен? На какую сумму вы меня обдерете сегодня? – тон, как и следовало ожидать, у него агрессивно-обиженный.
– Никто вас не обдирает, сэр. Вы должны нам заплатить за простой, и все. Двадцать один доллар шестьдесят шесть центов включая провинциальный, сэр.
– Больше двадцати долларов?! Ну вы даете, ребята. Обязательно позвоню вашему шефу. Обдираловка сраная. – Он давно уже посчитал, сколько он нам должен, эта скотина. А бормочет он просто так, ради собственного удовольствия.
Сопя, Эдгар Дж. Смит достает из бокового кармана большой кожаный бумажник. Джафри, зорко следящий за его дествиями, быстро вворачивает:
– Мы предпочитаем наличные, сэр.
– Ха, наличные? Губа у вас не дура, ребятки. А я вот предпочитаю карточкой. Исключительно. Имеете возразить, ребятки, а? – Он явно издевается над нами.
Я молча забираю у него карточку. Ну его на, связываться. Все равно без толку.
Джафри кипит от возмущения. Надеясь на наличные, он добросовестно перетащил багаж клиента ему в машину. И вот – такой облом. Чаевых, как и ожидалось, клиент ему тоже не дал. Опростоволосился мой Джафри.
Вернув толстяку карточку, я вышел из офиса. Даже и не знаю, что неприятнее: самодовольное свиное рыло клиента или перекошенное от злости лицо Джафри. Сто лет бы их обоих не видел.
Покурим немного, нервы успокоим. Сейчас у меня тоже внутри все шипит и пенится. Даже и не знаю – от чего. Бывает, надо переждать. Успокоиться.
В офисе Джафри спорит о чем-то с клиентом. Наверно, доказывает ему свою правоту. А на хрена ему это?
Наконец клиент выходит из офиса, хлопнув дверью и, не попрощавшись со мной, на всех парах прет к своей машине. Я возвращаюсь назад. Джафри все еще не может успокоится. Чтобы не слышать его гортанное бормотанье, я увеличиваю звук радио. Лучше уж классическая музыка, ей-Богу.
Джафри продолжает бормотать и жестикулировать. Неприятно на это смотреть, и слушать тоже. Я решаю подремать. Но сперва вытаскиваю из своего армейского вещмешка банку кока-колы и предлагаю ему. Это самый верный способ заткнуть ему рот. Он замолкает, потом опасливо-недоуменно берет у меня баночку, буркнув \’\’спасибо\’\’. Что делать, он не привык к неожиданным подаркам.
Но, с другой стороны, Джафри – диабетик. Пару недель назад, во время приступа, он начал жевать пустую пластиковую бутылку, чуть ли не насмерть перепугав робкого Женю. Приступ у него может начаться в любой момент. Так что лучше все-таки иметь под рукой что-нибудь, содержащее сахар.
В офисе наступает долгожданная тишина. Джафри вытаскивает свою подушечку. Спокойной ночи, малыши. Мне тепло. Я начинаю потихоньку клевать носом…
Вдруг Джафри громко блеет. Это так неожиданно и страшно, что я сразу и окончательно прихожу в себя.
– Послушай, – дребезжащим говорит он мне, – нет, постой, это что за черт? Он… это… бумажник у нас забыл?!
***********
С полминуты Джафри смотрит на бумажник, напряженно размышляя. Потом поднимает гляза и вперяет в меня испытующий взгляд. Во взгляде его темных, как ночь за стеклянной дверью глаз много чего прочесть можно: и радость по поводу такой редкой удачи, и страх перед возможной ответственностью, и недоверие ко мне, а пуще всего – лютая, поистине зоологическая жадность. Хоть Джафри еще не успел познакомиться с содержимым бумажника, готов поклясться, что в уме он, наверное, уже десять раз потратил все деньги, лежащие в нем.
Я жду, что будет дальше. Это нервирует Джафри, он начинает явственно вибрировать. Ему очень бы хотелось, чтобы я проявил хоть какую-нибудь инициативу. Тогда ему стало бы намного легче. Но я сижу с совершенно индифферентой мордой, хотя на самом деле меня страшно интересует: как же он себя поведет? Я тоже, в какой-то мере, лицо заинтересованное. Но не содержимым бумажника, отнюдь – мысленно я сразу же поставил на этом бумажнике крест. Джафри я знаю, прямо скажем, не очень хорошо. Но и того, что я о нем знаю, более чем достаточно, чтобы не идти на такую рискованную штуку с явным стукачом в качестве партнера.
В офисе тихо, только тикают часы на столе да шумит снаружи дождь с ветром. Молчание становится трудно выносимым, и тут потомок воинственных ариев не выдерживает. Решившись наконец, он хватает бумажник и начинает быстро исследовать его содержимое. Тихо присвистнув от восторга, он вытаскивает из отделения для купюр довольно толстую пачку канадских и американских долларов и несколько секунд обалдело смотрит на деньги. Потом осторожно кладет пачку на стол и продолжает исследовать содержимое бумажника.
Поистине, будь на месте Джафри Хорхе Дюран или Эдик Лифшиц, они бы, безусловно, посчитали бы этот вечер одной из самых больших своих финансовых удач за последние годы. Вообще-то, Хорхе не пошел бы на такое – слишком осторожен. Эдик же Лифшиц шарахнул бы бумажник без всяких раздумий. Легким рывком.
Операция по исследованию чужого бумажника продолжалась. Возбужденно сопя на все помещение, вслед за деньгами Джафри вытащил на свет Божий несколько кредитных карточек, карточку социального страхования, и наконец – два паспорта из бокового отделения.
Ну, положим, кредитки – это еще бабушка надвое сказала. Вор, укравший кредитки, уязвим, времени у него – максимум до утра. Чаще всего утром спозаранку ошалевший от паники клиент первым делом звонит в банк и замораживает все свои счета, карточки, как дебитные, так и кредитные. Это дело Джафри не по зубам ― оно требует определенной квалификации. Да и опасно это – пахнет большим сроком.
Совсем другое дело – соцстрах и паспорта. За эту белую пластиковую карточку любой перекупщик в баре сейчас же отстегнет от тысячи двухсот до полутора тысяч долларов наличными в местной валюте, в зависимости от конъюнктуры. Правда, потом он перепродаст ее какому-нибудь нелегалу, наварив при этом как минимум еще тысячу. Эта карточка во многих отношениях здесь – путевка в жизнь. Без этой карточки никогда не возьмут на более или менее приличную работу, только если очень повезет. А под каким именем жить – не все ли равно нелегалу? Ему бы своего имени не выпячивать…
Паспорта произвели на Джафри оглушительное впечатление. Если при виде денег он посвистывал, при виде карточек потихоньку охал и ахал, то при виде паспортов начисто лишился дара речи. Да и было отчего: канадские паспорта на черном рынке ценятся дорого. До десяти тысяч наличными можно снять за паспорт, такое вот дело. Если, конечно – прямо в руки клиенту, минуя шустрых преступных перекупщиков. А если все же через посредника (навара меньше, зато намного безопаснее), то все равно – по два с половиной куска слупить с каждой синекожей паспортины можно элементарно.
Джафри это очень хорошо понимает. Живет он в на северо-востоке Торонто, в Скарборо, на самой окраине, где-то между Мидлендом и Кеннеди, в районе, добрая треть жителей которого являются выходцами из Индии, Пакистана или Шри-Ланки. Особенно много там пакистанцев. И естественно, он имеет свои знакомства и связи среди земляков. В одноязычной среде много разнородной информации вертится, много чего узнать можно. И сбыть все эти дела на сторону мой коллега по нашему занюханному паркингу может быстро и с ощутимой прибылью.
Джафри испытующе смотрит на меня. Ему более чем хочется поскорее приступить к делу, но он ждет моей реакции. А реакция у меня примерно такая же, как у голодного африканского бушмена на \”Лунную сонату\” Бетховена. Внешне, конечно. Интересно, черт возьми, посмотреть, что же будет дальше – такое, право, случается нечасто.
С одной стороны, я совсем не против, чтобы Джафри увел бумажник у этого гадкого типа. Подумаешь, трагедия. Другой бумажник купит, еще лучше этого. С другой стороны, мне совершенно не нужны связанные с этим проблемы. Это тебе не забытый рассеянным клиентом потрепанный зонтик зацепить или дешевые солнцезащитные очки унести. Крупная сумма, паспорта и кредитки – немедленно возникнет большая вонь. Жалобы, расследование, разборки всяческие. Скотина-то он скотина, да не дурак – вспомнит, где в последний раз вытаскивал бумажник. Нужно обладать некими качествами, которые бы позволили пойти на такий риск без боязни провала ― нахрапистостью, абсолютным бесстрашием и некоторой уголовной закалкой. Эдик Лифшиц такими качествами обладает в полной мере. Я же такие качества в себе с детства не культивировал…
Да и добро бы я сидел в половинной доле. А так, задарма – ну его на, увольте. В общем, я думаю, Джафри может вполне обойтись и без бумажника.
– Ну как? – спрашивает меня Джафри, и голос у него слегка дрожит, – что будем делать… а?
– Да ничего. Обнаружит пропажу, позвонит, приедет и заберет свой гребанный бумажник – что же еще?
– Нет, я имею в виду, – а может мы… это…
– Что?
– Ну, как это… поделимся?
– Как – поделимся? Чем – поделимся? – кажется, удивление я разыграл довольно удачно.
– Да ну давай! А? Как ты думаешь? Больше двух тысяч баксов, и все бумажки – такая удача. Тебе – половина всех денег и один паспорт. Кредитки выбросим – слишком опасно. А?!
– А карточка соцстраха?
– М…м… тоже выбросим. Да и зачем она нам?
Вот чего я не люблю – это когда меня пытаются обмануть. Карточку соцчтраха он выбросит, ждите. Эта неуклюжая попытка Джафри обвести меня окончательно склонила чашу весов не в его сторону. Не видеть ему ни денег, ни паспортов, как своих слоновьих ушей – теперь за это можно ручаться.
С полминуты я как бы думаю. Джафри жадно следит за выражением моего лица. А оно у меня как у замороженного. Вот уставился, как бы дырку не просверлил…
– Н-нет, я так не думаю, Джафри. Я никогда в жизни такого не делал и тебе не советую. Да и опасно. Нет, Джафри. Если хочешь, сам все забирай. Я ничего не видел и ничего не знаю.
Джафри раздраженно качает головой, фыркает и отводит от меня взгляд. Ему страшно хочется взять бумажник, но страх разоблачения еще сильнее. Доверяет он мне примерно также, как и я ему. Он и предложил мне долю, чтобы втянуть меня в дело. Половинная ответственность легче полной ровно в два раза – тут я с ним вполне согласен.
Он почему-то еще раз пересчитывает деньги, потом бесцельно перелистывает паспорта. Ему очень трудно расстаться со всем этим. Невольно я становлюсь единственной преградой на его пути. Не подгадал я тебе, дяденька Джафар ибн Фарид, это уж извини.
Он не сдается. Подумав, он решается на последний шаг.
– Ладно, давай сделаем так. Я тебе отдаю все деньги, себе беру паспорта. Ты получаешь больше двух тысяч и без проблем делаешь с ними все что хочешь. А я паспорта возьму. А? – в его голосе явно слышатся почти умоляющие нотки.
– Я тебе говорю, что мне ничего не нужно. Хочешь – забирай все, не хочешь – не надо.
Еще минуту-две Джафри колеблется. Но в конце концов трусость в нем побеждает жадность. Он запихивает деньги и паспорта обратно в бумажник и швыряет его на стойку. Краем глаза я замечаю, что пару купюр он все-таки успевает отслоить от пачки. Затем он вынимает из портфеля книгу по компьютерам и погружается в чтение. Когда он переворачивает страницу, руки у него явно дрожат.
Я достаю из сумки эспандер и начинаю делать упражнения. Все равно мистер Эдгар Дж. Смит приедет не скоро. А я за это время успею хорошенько потренироваться. Сегодня я делаю упражнения для рук и спины – по шесть подходов. Я их делаю три раза в неделю.
После упражнений я снова сажусь и наливаю себе кофе из своего старого потертого термоса. Я привез этот термос еще из Союза, и он у меня уже лет десять и, наверное, еще столько же прослужит. Хороший термос. Больше таких уже не производят…
Сейчас в аэропорту приземляется самолет компании \”Кэнэйдиэн Эйрлайнз\”, везущий пассажиров из Белу-Оризонти. Еще часа полтора, и поток клиентов из аэропорта иссякнет. Тогда можно будет подремать некоторое время перед утренним накатом клиентов.
Яркий свет фар прорезал ночную темень на паркинге. Наверное, это Эдгар Дж. Смит явился за своим имуществом.
Машина резко останавливается около самого входа. Дверь распахивается и мистер Смит влетает в офис. Расплывшиеся черты его лица перекошены от волнения, брыли дрожат. Он вселяет ужас. Да-а, вони было бы – до неба…
Лицо его волшебным образом меняется, когда он видит лежащий на стойке бумажник. От облегчения он как-то всхрюкивает и расслабляется.
– А – а – о – о, ребята, молодцы. Ценю. И как же я умудрился его оставить? Гы-гы-гы.
Он заглядывает в бумажник. Ему наверняка очень хочется пересчитать деньги здесь, при нас. Но все как будто бы на месте и после секундного колебания мистер Смит прячет его в карман широкой кожаной куртки.
– Ладно, так уж и быть. – Он широко улыбается, показывая свои белые зубы. – Я не буду жаловаться вашему начальству. Вы ― молодцы, ребята. Честно.
Эдгар Дж. Смит уезжает. Фары его джипа еще раз прорезают предутреннюю темноту, и через несколько секунд машина пропадает из виду. Поехал. К жене, к детишкам. Интересно, любят ли его домочадцы?
Время от времени я ловлю на себе тяжелый, ненавидящий взляд. Тибетцы говорят ― чтобы человек перестал бы быть твоим потенциальным врагом, ты должен с ним поработать бок о бок некоторое время. Поработав с человеком, ты узнаешь его лучше и он тоже лучше узнает тебя. И он уже ― не враг тебе. И это истинная правда. Мудрые ребята тибетцы.
Но мне почему-то кажется, что именно с этой ночи, поработав с Джафри Аль-Фаридом бок о бок, я смело могу записывать его в число моих смертельных врагов…
Давид Ансари
Коллаж newcaucasus.com
