Грузинская певица Нино Катамадзе сделала заявление о том, что будет петь в России. Это решение встретило непонимание со стороны многих ее коллег. Еще свежи воспоминания, связанные с решением Вахтанга Какабидзе, который отказался от концерта в Кремле и от ордена “Дружбы Народов”. А тут как гром среди ясного неба – решение Катамадзе дать сольный концерт в МХАТе им. Горького, принять участие в акции российского музыканта “Не стреляй!”.
– Нино, Вы находились в Грузии во время военных действий?
– Да, я находилась в Тбилиси, и пережила войну и бомбардировки вместе со всеми. Порой мои друзья с Украины, из России удивляются: как я осталась в Грузии в такое время? Ведь на самом деле я пугаюсь громких звуков и если что-то произойдет, я тут же пытаюсь спрятаться. Но в августе я не могла и не хотела никуда уезжать. Я должна была быть здесь.
– Чем продиктовано ваше решение поехать в Россию?
– Я считаю, что любая форма протеста против войны должна быть принята правильно, и все формы оправданы. А говорить со стороны о том, что что-то делается не так было бы капризом; когда находишься внутри, на самой войне, то все воспринимается совсем по-другому. Я говорила о том, что нельзя останавливаться, нельзя не говорить о том, что произошло. Мой язык – это музыка. Все равно наступит завтрашний день, и надо общаться с людьми, с православными людьми, с братьями. Во-первых, у нас в России проживает миллион грузин, которые нуждаются в поддержке, и нам нельзя оставлять их без этой поддержки. И, во-вторых, сегодня не та ситуация, при которой можно с легкостью отказаться от возможности говорить о том, что произошло. И если тебе выпадает возможность выйти и что-то говорить на родном языке там, по ту сторону конфликта, то не стоит отказываться. Я думаю, что если в это время – ускоренное, быстротекущее, мы сможем сделать что-то для диалога, то это будет правильным шагом для завтрашнего дня. Как бы то ни было, мы остаемся маленькой страной, мы не можем быть активными в отношении большой России. Но на мой взгляд, все же должен начаться диалог между теми людьми, которые не участвовали в войне, между теми, кто был против этой войны. У многих из нас есть друзья в России, есть люди, с которыми мы общаемся, мы должны дать шанс высказаться тем, у кого правильное, здоровое мировоззрение. Именно тем, кто не участвовал в этой войне, тем, кто не поддерживает ее, протестует против нее. Нужно знать их мнение.
– С Вами связывались Ваши друзья, коллеги из России во время этого конфликта?
– Я не могу сказать, сколько раз мне звонили и сколько раз извинялись за эту войну – у меня куча писем на сайте, на почте. На днях моему директору звонили Лия Ахеджакова, Галина Волчек и весь коллектив театра “Современник”… Они хотят придти на концерт 25 сентября. 26 сентября Юра Шевчук проводит в Петербурге акцию «Не стреляй!» И там будут выступать и абхазы, и осетины, и грузины, и он сам. На акции будут присутствовать 20 тысяч человек. Я не хочу, чтобы с нами произошла беда, более худшая, чем война. Я не хочу, чтобы наша мысль опустилась в политическом отношении, я не хочу, чтобы мы отошли от здоровых мыслей. Мы простые люди, которые решают только свою собственную судьбу, у нас совершенно другие правила, другие действия. И не смотря на войну, мы должны ее пережить. Нас спасает вера, нас спасает необходимость прощения.
– Прежде чем прощать, наверное, стоит понять – кого и за что прощать? Кто и в чем виновен…
– Проблема создается потому, что мы начинаем искать, кто создал эту проблему. А не то, как эту проблему решать. Мне больно, что мы останавливаемся, прекращаем говорить, прекращаем понимать друг друга… Может быть, я говорила бы по-другому, если бы у меня убили брата или кого-то из родственников, может быть… Но если есть семьи, где один брат участвовал в этой войне, а второй – живет в Москве. Тогда как? То есть, я говорю о том, что у нас в крови есть генетический иммунитет для того, чтобы выйти из положения и найти правильный путь. Я говорю свое мнение не потому, что считаю это правильным, но просто я нашла в себе силы, и хочу об этом сказать. Потому что, если протестовать и говорить только отрицательное, то это не решит проблему.
– Чем примечателен концерт, который вы собираетсь дать в МХАТе?
– Это презентация моего нового альбома. Честно говоря, я сомневаюсь пока, ехать или не ехать… Я уже отменила 10 концертов в Москве, котрые должны были пройти в оперных театрах. Это было оправдано, я не могла… В своем интервью РИА «Новости» я говорила, что я была бы рада найти внутри себя силы, чтобы приехать и сказать, что я всех люблю. Но пока этого нет, и что я скажу им когда я туда приеду? “Спасибо, что вы в меня стреляете? И поблагодарить вас за это?” Я сказала, что просто не смогу петь, потому что меня слезы душить будут. И я отменила эти 10 концертов… А в МХАТе я просто не смогла отменить, потому что уже все билеты проданы. И люди поверили мне и хотят услышать. Я вчера заходила на свою почту. Люди не знают, буду я выступать или нет…. Но многие пишут в письмах, что если даже я не приеду, то они все равно не сдадут билеты, а сохранят их как память. Это говорит о том, что если мы можем ради одного человека сделать что-то доброе, идущее от сердца, то это стоит сделать. Но помимо всего прочего есть просто и человеческое доверие. Люди поверили мне, вложили деньги, хотя и не знали, как получится – я в то время ждала ребенка, и поэтому ничего не записывала, ничего не готовила – так что все было сделано на доверии. Это же тоже моральная проблема! По Москве люди ходили в майках с надписью на грузинском языке – “миквархар нино” (“Я люблю тебя Нино”). Представляете, если я приеду туда и скажу… Да даже ничего не скажу – просто спою на грузинском! Это плохо? Я говорила уже, что музыка не делает дело – она служит Богу. Это язык Бога.
– Вы участвуете в акции Юрия Шевчука “Не стреляй!”. Это первые контакты с этим музыкантом или вы уже давно знакомы?
– Наши пути уже давно пересеклись. Нам очень повезло: и Юрий, и я прошли очень сложный путь. В музыкальном мире очень трудно добиться того, чтобы занять то место, выйти на тот уровень, которого ты достоин. Мы стоим на пути, который очень ответственен, и мы боремся, чтобы делать наименьшие ошибки.
– Как вы относитесь к решению Вахтанга Кикабидзе отменить свой юбилейный концерт в России?
– Если человек 70 лет служил музыке, то приходится отказыватся от самого себя. Это не так легко! Твои зрители – это все для тебя, они помогали тебе жить. Тем более концерт в кремлевском зале, где собираются пять тысяч твоих зрителей. Он так жил и столько жил, что он не имеет права выражать свою боль так, как он хочет… С другой стороны, он просто честно поступил. Но трагедия в том, что никто не пришел и не сказал: да мы понимаем твое горе и твою боль, но мы ждем тебя. Если бы нашлись люди, которые могли бы ему показать, что он нужен там, что они ждут его, то, возможно ему самому захотелось бы самому заново начать.
– Вы знакомы с абхазской музыкальной культурой?
– Трудно ответить однозначно. Да, я знаю ритмику, традиционные лады абхазской фольклорной музыки. Остались какие-то воспоминания о старых песнях… Но кто и что делает в современной абхазской музыке, я, увы, не знаю. Мы закрыты, нам неизвестно что происходит там.
– Вы никогда не хотели приехать в Абхазию – просто для того, чтобы спеть или познакомиться с людьми?
– Честно говоря, у меня не было такой идеи. Я не политический человек. Я занимаюсь музыкой. Но я думаю, что мое творчество значит не меньше, чем какие-либо политические деятели. Я даю до 100 концертов в год там, где не знают Грузии. Я несу грузинский язык туда, где многие считают, что здесь живут враги. Это немало – дать человеку послушать твой язык. Приехать в Абхазию мне бы очень хотелось.Но нельзя подходить к этому помпезно. Я бы хотела просто приехать, как гость. И пообщаться с людьми, с музыкантами. Но это должна быть простая человеческая поездка. А не какая-то там промо-акция. Если кто-то в Абхазии узнает, что в Тбилиси есть человек, который готов приехать и готов говорить – кто бы сколько ни говорил, что мы враги, то может и оттуда люди захотят приехать к нам. Нужно идти вперед, хотя бы попробовать, и уж только потом можно решить – правильно это или нет. Если бы у меня была бы возможность поехать куда-либо, чтобы способствовать решению конфликта, я бы сделала это несмотря ни на какие опасности. Даже если пришлось бы выступать в бронежилете. Иначе я бы мучилась внутри самой себя от мысли: “Я могла что-то сделать, но не сделала”. Если говорить о том, что кто-то не дает или не пускает, то какой смысл жить, если ты не можешь делать то, что тебе хочется, что тебе дано от Бога?
– У вас есть ученики?
– Нет, для учеников нужно быть спокойной. Чтобы передать что-то людям необходимо внутреннее спокойствие. А я всегда на эмоциях, я переживаю, я еще в пути. Для того чтобы передать, нужно иметь много, а у меня пока ровно столько, чтобы заниматься моей музыкой. Есть какие-то советы, какой-то опыт, который я приобрела – я этим делюсь. Мы часто собираемся с друзьями, пытаемся говорить о музыке, делиться тем, кто что приобрел.
– Кого Вы можете назвать своим учителем?
– В первую очередь – мой дядя. Он меня всему учил. Даже не то что бы учил, а просто повсюду водил с собой с четырех лет. Он даже определил мой выбор – музыкальное училище им. Закария Палиашвили у нас в Батуми. И там был мой маэстро, который научил меня следовать той ноте, той музыке, которая рождается у тебя внутри, и продолжать ту мызуку, которую ты поешь.
– Оказало ли влияние на вашу музыку творчество других исполнителей?
– Я не люблю копировать, потому что не умею повторять. К тому же, когда я слушаю музыку – я забываю, что я сама музыкант. Я просто наслаждаюсь тем, что слышу. Я редко могу запомнить фразу, но зато могу уловить, запомнить какие-то эмоции, какое-то отношение к звукам. Я сформировалась как личность у себя на родине. Я родилась в горах, у нас было все в Аджарии – и море, и горы… У меня были свои животные – лисы, олени, которых я видела на склонах гор. Так что у меня был свой мир, свое видение. Именно это я и пытаюсь перенести в свою музыку.
– У Вас недавно родился ребенок, кто выбирал ему имя?
– Я. Когда я впервые побывала в Харькове, один попутчик в поезде рассказал, что в местном соборе покоится часть мощей Святого Николая Чудотворца. Когда я попала в церковь, то попросила у Николая Чудотворца для сбя любовь. И буквально через две недели встретила своего будущего мужа. А накануне рождения сына был день поминование Николая, поэтому у нас не было сомнений, что родится Николоз.
– Какой вопрос, на ваш взгляд, мы не задали?
– Я бы хотела просто выразить пожелание: чтобы поменьше задавали вопросы и больше делали дело.
Беслан Кмузов, специально для newcaucasus.com
