Connect with us

Политика

Турция на Южном Кавказе — победы и шансы

Published

on

Еще год назад невозможно было представить, что турецкий президент Эрдоган встретится с Ильхамом Алиевым в Нагорном Карабахе – в Шуше. Сегодня же именно здесь два президента подписали Декларацию о союзнических отношениях, которая несомненно повлияет не только на дальнейшие отношения между Турцией и Азербайджаном, но и на ситуацию на Южном Кавказе в целом.

Турция и Южный Кавказ

Азербайджан

«Tek millet, iki devlet (два государства – одна нация)», – так в свое время сказал предыдущий президент Азербайджана Гейдар Алиев о значении Турции и Азербайджана друг для друга. По мнению доктора исторических наук Игоря Панкратенко, Турция в 21-м веке сумела сформировать и предложить своим соседям и партнерам новую политическую реальность. Российский ученый называет эту реальность «экспортом безопасности». В застарелых конфликтах в Ливии, Ираке, Нагорном Карабахе, Сирии Турция являлась или уже стала важнейшим игроком.

С другой стороны, доктор исторических наук, кавказовед Алексей Малашенко не склонен переоценивать роль Турции в Азербайджане. По его мнению, для азербайджанцев обращение к туркам и идеям пантюркизма – это инструмент для того, чтобы добиться успехов в конфликте с Арменией. «Азербайджан и с Россией не собирается портить отношения. И вообще, азербайджанцы ориентируются не только на Турцию, но и на Европу. А Баку считают уникальным городом-космополитом», – отмечает Малашенко.

В тоже время, были и остаются предпосылки, которые могут повлиять на взаимоотношения президентов Турции и Азербайджана. Так, журналист и политолог Анар Гасанов отмечает, что среди должностных лиц в депутатском корпусе и государственных структурах Азербайджана до сих пор остаются последователи Фетуллаха Гюлена. Подобная кадровая политика, по мнению эксперта, не может не быть замечена Эрдоганом.

Грузия

Несмотря на некоторые конфессиональные разногласия и сложные исторические условия, Турция считается одним из важнейших партнеров Грузии. В 2019-м доковидном году Турция находилась на первом месте по торговле с Грузией, экспортируя в Тбилиси товаров почти на миллиард долларов США. В отношении Азербайджана и Грузии положительная экономика и политика удается потому, что, по мнению Игоря Панкратенко, Анкаре удается сохранить главное: впечатление равноправия и взаимовыгодности партнерства. Эрдоган и его политическое окружение ни разу не дали понять, что Баку и Тбилиси – младшие партнеры. Вероятно, именно этого такта во взаимоотношении с государствами Южного Кавказа не хватает Москве.

Впрочем, относительно Грузии Алексей Малашенко не столь оптимистичен: несмотря на то, что Армения проиграла во второй Карабахской войне, Грузии на Южном Кавказе, в дальнейшем, по мнению российского эксперта, будет сложнее, чем Армении. С Россией у Грузии отношения чрезвычайно сложные. И вряд ли в ближайшее время они изменятся к лучшему. Европе сейчас также явно не до Тбилиси. «Так что Грузии будет трудно, и вряд ли Турция окажет ей полноценную поддержку», – сомневается Малашенко.

Армения

Российский журналист, эксперт по Турции, главный редактор телеграм-канала «Повестка дня Турции» Яшар Ниязбаев в интервью обозревателю NewCaucasus сказал, что после решения карабахского вопроса Турция и турецкое общество готово идти на сближение с Арменией.

«У турок нет негативного отношения к армянам. На бытовом уровне могут быть какие-то воспоминания, но это связано с тем, что попросту турки не хотят считать себя народом-агрессором», – отметил журналист.

По мнению же Анара Гасанова, уровень турецко-армянских отношений зависит от качества азербайджано-армянских взаимоотношений. А разблокирование армяно-турецкой границы возможно, по его словам, лишь с реализацией планов по Зангезурскому коридору и расформирований незаконных вооруженных отрядов в Нагорном Карабахе.

Игорь Панкратенко считает, что, судя по настроениям части армянского политического класса, у них сохраняется иллюзия, что Запад поддержит Армению в реванше. Но если брать во внимание не «общественное мнение и прогрессивную общественность», а национальный и транснациональный капитал Запада, он крайне заинтересован в развитии экономических отношений с турками и азербайджанцами. А попытки надавить на турков, как показывает опыт, не приводит к желаемому результату.

«Возьмем в качестве примера 907-ую поправку (1). Сначала ее без особого шума заморозили, а потом и вовсе отменили. Так что, – считает эксперт, – если возникнет угроза прибыли западного капитала от блокирования сотрудничества с Анкарой и Баку, то они своим политикам и «прогрессивной международной общественности» такой «красный свет» зажгут, так по рукам надают, что мало не покажется».

«Что же касается армянского политического класса, то не сразу, но экономические факторы все-таки перевесят. Армении придется идти навстречу Анкаре и Баку, потому что иного пути выжить у Еревана попросту нет», – считает Панкратенко.

Алексей Малашенко при этом отмечает, что есть Армения, а есть армяне, гигантская влиятельная диаспора, Россия, которая Армению никогда не оставит. Но также и Эрдоган, который считает, что пришло время сближения с Арменией. «Во-первых, это будет красиво, – говорит эксперт. – Ведь наряду с тюркизмом будет и демократия и открытие границ с Арменией. А во-вторых, от открытия границ, в конечном счете, выиграют и армяне и турки», – подчеркивает Малашенко.

Центры силы

Кавказ: Турция и Иран

Взаимоотношениям Турции и Ирана, в особенности на Южном Кавказе, уже не одна сотня лет, и начались они тогда, когда система международных отношений имела зачаточный вид, а крупнейшие геополитические центры силы: Россия, Китай, США и Запад – или имели самое отдаленное представление о Кавказе, или только, как, к примеру, Россия, подбирались к нему. До введения санкций Дональда Трампа против Ирана, Турцию и Иран связывали серьезные экономические связи. Экспорт нефтепродуктов из Ирана в Турцию превышал 10 миллиардов долларов по нефтепроводу, связавшего в 2001 году Тебриз с Анкарой. Однако Турции после введения санкций пришлось сократить экономические взаимоотношения с Ираном. Торговый баланс упал до минимума 80-90-х годов 20-го века.

На Южном Кавказе сегодня турецко-иранские отношения осложняются тем, насколько неожиданно и успешно была проведена военная кампания в Нагорном Карабахе, когда Иран оказался полностью выключен из игры.

Но Иран, являющий собой пример того, куда может привести «самодостаточность», до тех пор, пока не будут отменены санкции, является токсичным государством в плане любых взаимоотношений. Не только для государств Южного Кавказа, но и для Турции, не рискнувшей закупать нефть у Тегерана после введения санкций американцами. «Впрочем, и у России, и у Китая с Тегераном, – говорит Игорь Панкратенко, – отношения с Тегераном сведены к минимуму». У китайцев с Ираном соглашение о стратегическом партнерстве подписывал Ван И, четвертый человек в китайской внешней политике. У иранцев – министр иностранных дел Зариф. А между тем, по мнению российского эксперта, это соглашение весьма «мутное». «Потому что соглашения о стратегическом партнерстве – это прерогатива первых лиц, а не министров иностранных дел», – напоминает Панкратенко.

«Так что токсичный Иран ничего не может предложить Южному Кавказу в качестве альтернативы турецким и китайским проектам», – настаивает эксперт.

Алексей Малашенко также говорит о том, что иранский фактор – это проблема политики Турции в Сирии. «Очевидно, что туркам Иран в Сирии с их КСИР совершенно не нужен», – считает эксперт. Ну а что касается Южного Кавказа, Ирану очень не хочется его «бросать», но Иран застрял в Йемене, в Персидском заливе, в Сирии. И везде требуются большие деньги, которых у Ирана сейчас попросту нет.

Кавказ: Турция и Китай

После того, как предыдущий президент США Дональд Трамп объявил Китай главным американским геополитическим соперником, в мире де-факто зафиксирована новая геополитическая реальность. Главным бенефициаром нового мирового порядка стал Китай, и на этот же путь, по мнению Игоря Панкратенко, встала и Турция. Пекин и Анкара декларируют своим партнерам, что им без разницы у кого какая идеология и их не интересует внутренняя политика. «Мы вам гарантируем равноправие и взаимное процветание в совместных проектах. Этого оказалось достаточно для победного марша в мире Китая, и на этот путь сейчас встала Анкара», – считает эксперт.

Алексей Малашенко при этом считает, что Китай очень осторожен, но продолжает искать сильных союзников. Это и Пакистан, и Иран. «И если Россия для Турции, – предполагает Малашенко, – это инструмент для торга с американцами, то между Китаем и Турцией есть реальный взаимный интерес».

Кавказ: Турция и Россия

Русско-турецкие взаимоотношения, в результате которых неоднократно перекраивалась карта Южного Кавказа, уходят историей в 17-18 вв., время роста могущества Российской и увядания Османской империй. Однако 21-й век кардинально переиначил место и значение Турции и России на Кавказе. Вялотекущий 30-летний нагорно-карабахский конфликт, который оказался не по зубам «великанам» международной политики, был разрешен при непосредственном политическом участии Анкары и зафиксировал, по мнению Игоря Панкратенко, новую геоэкономическую реальность на Южном Кавказе. И кричать, хорошая она или плохая, совершенно не конструктивное, по мнению эксперта, занятие.

Панкратенко считает, что Анкара и Баку гениально переиграли Кремль в Нагорном Карабахе, предложив Кремлю возможность ввести в Нагорный Карабах войска, и при милитаристском российском мышлении Кремль оказался удовлетворен своей ролью. Однако, по мнению эксперта, российского внешнеполитического потенциала на Южном Кавказе явно недостаточно. Военная база и финансовая помощь Армении – это все, что имеет Москва. В то время, как у Турции в Грузии и Азербайджане все ровно наоборот. «И совокупный ВВП Грузии, Азербайджана, а если к ним еще прибавить Турцию явно перевешивает скупую армяно-российскую папочку толщиной в несколько проектов», – отметил Панкратенко.

Яшар Ниязбаев отмечает, что даже если Турция и не получила возможность передвигаться по Карабаху, то Анкара совместно с Россией отслеживает процессы мирного урегулирования в Карабахе. И для имиджа Турции этого достаточно. Конечно, как считает, журналист, Турция выступила сильным раздражителем в глазах России, но в то же время обе стороны пришли к выводу, что умеют договариваться в рамках сложных международных вопросов.

Анар Гасанов склонен видеть во взаимоотношениях между Москвой и Анкарой после второй карабахской войны развитие добрососедских отношений. Где Турция и Россия, не отказываясь от собственных интересов на Ближнем Востоке и Кавказе, взаимодействуют по целому ряду как политических (создание мониторингового центра в Нагорном Карабахе, стремление России быть представленной на платформах тюркского мира), так и экономических проектах. К примеру, строительство атомной станции Аккую в Турции.

Однако Алексей Малашенко считает, что взаимодействие России и Турции, в том числе по вопросам урегулирования на Южном Кавказе, во многом персональный фактор. «Эрдоган, по-видимому, надолго, но когда он уйдет, турки сосредоточатся на национальных вопросах. Пантюркизм останется как идеология, но не более того. Придет либо последователь идей Ататюрка, либо наполовину реформист и вряд ли исламист. И турки забудут про Россию и снова начнут договариваться с Западом, и понемногу отступать с Южного Кавказа», – считает эксперт.

Так же, как и Игорь Панкратенко, Малашенко считает, что России сейчас на Южном Кавказе похвастать нечем. «Более того, Россия вряд ли заинтересована в установлении стабильных экономических отношений между Азербайджаном, Арменией и Россией. Россия их вряд ли потянет, – считает эксперт. – Есть конфликт – есть роль России. Ведь если будет мир и покой, на Южном Кавказе появятся другие акторы, другие «серьезные ребята». А это конкуренция для российской экономики, которая находится не в самом лучшем состоянии».

Турецкий гамбит

Если взять за постулат, что внешняя политика есть продолжение внутренней, то безусловный рост влияния Турции на Южном Кавказе и в целом в новой, складывающейся системе международных отношений, есть результат роста силы и амбиций турецкого общества, которое радикально не похоже на самое себя 50 лет назад. Теперь по уровню ВВП Турция входит в 20-ку стран мира, немногим отставая от России. Население Турции, в отличие от стареющей России и Европы, молодое и имеет стабильный рост и положительную демографическую динамику, достигнув 80 миллионов человек.

Да, Ататюрк был против того, чтобы Турция выходила за пределы своих границ в плане влияния. Но ведь и тогдашняя международная конъюнктура того требовала. «Вспомните, ведь был Севрский договор, по которому Турцию вообще должны были раздербанить на части», – напоминает Ниязбаев. Сейчас, конечно, все по-другому. Think tanks, мозговые центры разрабатывают турецкому президенту с учетом турецких реалий новую стратегию поведения в международной политике, где стремление Турции стать как минимум региональной державой, стало естественным развитием событий для Анкары. Да, внутри страны рейтинг Эрдогана падает. Но турецкая политика становится не только делом рук президента страны. Турецкое общество во многом с симпатией относится к истории Османской империи. Эксперт особо отмечает, что в доэрдогановскую эпоху Турции историю Османской империи не дискредитировали в глазах граждан страны как, к примеру, это делали в СССР в отношении царской России.

Алексей Малашенко считает, что в Турции есть много факторов, влияющих на политическую повестку. Это события в Сирии, вопрос Северного Кипра, курдский вопрос, туризм, турецкая диаспора, да и сама Турция: Стамбул, Анатолия, Анкара, Южная Турция. И каждый из этих факторов имеет свою силу и градус влияния. А еще есть армия, влияние которой упало, но, тем не менее, военные могут еще сыграть свою роль. И, на вопрос, возможен ли в Турции переворот, Алексей Малашенко, перефразируя известную поговорку, отвечает, что в Турции возможно все.

Впрочем, Яшар Ниязбаев считает, что в Анкаре реальный политический вес имеют несколько человек, участие в перевороте которых практически невероятно: это министр внутренних дел Сулейман Сойлу, метящий на место Эрдогана его зять Берат Албайрак (считается фаворитом), и экс-премьер и экс-спикер турецкого Парламента Бинали Йылдырым. Впрочем, к возможности переворота в современной Турции Ниязбаев относится крайне скептически, разве что может быть переворот внутри правящей коалиции, но не более того.

Что касается более детальной политики Турции на Южном Кавказе, события последних месяцев показывают, что Анкара строит новый геоэкономический союз, в котором уже находятся Баку и Тбилиси. Турция сейчас активно встраивается в китайскую инициативу «Один пояс, один путь» и, по мнению экспертов, Турция раньше или позже станет активной частью этого проекта вместе со своими союзниками. А Армении и России предстоит нелегкий выбор: отказаться от собственных амбиций и двигаться навстречу новому геоэкономическому будущему, одним из важнейших двигателей которого так внезапно стали державы, к которым во второй половине 19-го века никто в тогдашней передовой Европе серьезно не относился: к Китаю и Турции.

Сергей Жарков, специально для newcaucasus.com

1 – 907-ая поправка принята Конгрессом США к «Акту в поддержку свободы» (Freedom Support Act) для экономической поддержки бывших советских республик. Поправка запрещала оказание помощи Азербайджану по правительственной линии. После теракта 11 сентября 2001 года Конгресс принял закон об ассигновании зарубежных операций, предоставив президенту право отказаться от 907-й поправки для снабжения американских войск в Афганистане. Администрации президентов Буша и Обамы отказывались от применения запрета. В 2018 году администрация Трампа приостановила действие поправки.

Политика

Войцех Гурецкий: На Южном Кавказе плохой мир реальнее плохой войны

Published

on

Сегодняшние отношения между Азербайджаном и Арменией, влияние России на регион Южного Кавказа, «иноагенты» в Грузии и многое другое – об этом рассказывает в эксклюзивном интервью newcaucasus.com cтарший сотрудник Центра восточных исследований Войцех Гурецкий (Польша).

— Как вы можете оценить нынешние отношения между Азербайджаном и Арменией? Недавно из Карабаха были выведены российские миротворцы –  чего ждать: обострения или умиротворения сторон?

— Нужно понимать: что означает их уход раньше того срока, который был предусмотрен в трехстороннем соглашении от 9 ноября 2020 года? Они должны были оставаться в регионе на пять лет. Но вывод российских миротворцев осуществлялся на основании двустороннего соглашения – между Азербайджаном и Россией. И это уже, по-моему, говорит, в частности о том, что Армения в этой сделке не играет никакой роли. С одной стороны, это логично – так как миротворцы находились на юридически признанной международным правом территории Азербайджана. До 2020 года это никто не оспаривал де-юре, но де-факто часть бывшей сепаратистской республики Нагорный Карабах, которая просуществовала более 30 лет, контролировалась армянами. Сейчас эта территория полностью контролируется Азербайджаном, и то, что касается этой территории, вполне может решать Баку. Не удивительно, что Баку с Москвой договорились.

Но с другой стороны, Армения все-таки является частью соглашения от 2020 года, и некоторые его положения остаются в силе — по вопросам о коммуникациях и т.д. Да, остается конфликт Армении с Азербайджаном, но уже нет территориальных претензий, и Азербайджан решает вопросы, относящиеся к его территории. Плюс к тому — улучшаются отношения между Азербайджаном и Россией. Есть мнение, что если Россия зашла на какую-то территорию, то она оттуда не уходит. Сейчас мы видим обратное. Но если все же Россия уходит, то значит, что она получает гарантии защиты своих интересов.

— Какими могут быть ее интересы в данном случае?

— Во-первых, это присутствие, которое сохраняется в регионе, но уже не в виде миротворческих сил, а в виде пограничных войск ФСБ РФ, которые находятся на основе двустороннего соглашения на территории Армении. Это и военная база РФ в Гюмри. Конечно же, это и военное присутствие РФ на оккупированных грузинских территориях Абхазии и Южной Осетии.

Естественно, мы говорим не только о военном, но и об экономическом присутствии. Значит, Россия пришла к выводу, что этого присутствия ей вполне хватит, что свидетельствует об улучшении отношений между Баку и Москвой. Если на двухсторонней основе такое осуществляется, значит, у сторон есть обоюдное доверие. Всегда говорилось, хотя это не совсем так, что на Южном Кавказе существует четкий расклад сил: Армения — пророссийская, Грузия — прозападная, Азербайджан пытается балансировать между Западом и Россией. Я думаю, что ситуация уже другая, она похожа на ту, которая сложилась в конце 80-х — 90-х годах: тогда Армения являлась более прозападной страной, чем Азербайджан. И в первой стадии карабахского конфликта Москва поддерживала как раз Баку, а потом это поменялось.

Так что мы наблюдаем улучшение отношений между Азербайджаном и Москвой. Это можно понять – у Москвы ухудшаются отношения с Ереваном, Москва хочет остаться в регионе, и если уж ослабевают позиции России в Армении, то, соответственно, усиливаются в Азербайджане. Это может означать то, что произошла какая-то сделка, и Азербайджан что-то России пообещал. Или же Россия пришла к выводу, что влияние, которое у нее есть, сейчас ей вполне хватает, а позиция Азербайджана не угрожает ее интересам.

Часто можно услышать, что Армения совершила какие-то непростительные ошибки, и выводом своих миротворцев Россия ее наказывает. Но с точки зрения международного права получается, что Армения ничего не потеряла: ведь она никогда юридически не признавала Нагорный Карабах частью своей территории, равно как и не признавала Арцах отдельным государством, не заключала с ним договор о дружбе и сотрудничестве.

Таким образом, получается, что Армения ничего не потеряла или потеряла то, что ей не принадлежало. Но на самом деле она потеряла прежде всего поддержку России, которой пользовалась много лет. Во время второй карабахской войны выяснилось, что Россия не собирается защищать интересы Армении вне территории Армении. Но поддержка России была очень условной. В сентябре 2022 года произошли небольшие стычки между Арменией и Азербайджаном. И были атакованы территории уже, собственно, Армении. Тогда Россия, которая являлась формально союзницей Армении, никак не помогла своей союзнице. Более того, Армения является страной-участницей ОДКБ, но и это тоже не сработало. В результате тех событиях Армения осознала, что она уже больше не может рассчитывать на поддержку России. Более того, Армения очень много потеряла в психологическом плане, потеряла уверенность в себе. Хотя в Азербайджане считают по-другому, обращая внимание на поддержку Франции и т.д. Я был в марте этого года в Армении, видел царящие там настроения: ощущение поражения и усугубляющегося тупика. И выход из этого тупика – мирные переговоры с Азербайджаном и переговоры с Турцией.

— Стоит ли ждать каких-либо агрессивных действий от Азербайджана?

— Очень сложный вопрос, про новую войну никто не говорит. Я недавно побывал в Баку, где участвовал в конференции, на которой присутствовал Ильхам Алиев, и он прямо сказал, что они ничего не хотят от Армении, что не будут применять силу, но будут защищать свои интересы, если они окажутся под угрозой. Но президент Алиев назвал военную помощь Франции Армении угрозой Азербайджану. Он это очень интересно обозначил: сказал, что существует угроза того, что Армения станет очередной ареной конфликта между Россией и Западом, и это будет драматически опасно для региона. Так что с одной стороны у Азербайджана официально нет претензий к международно признанной территории Армении в 29 тысяч квадратных километров. Но с другой стороны, Азербайджан хочет, и этого не скрывает, взять под контроль сеть транспортных коммуникаций на Кавказе, включая и Армению в этой сети. Азербайджан и Турция мощно влияют на эту сеть, но никто не знает, на что пойдет Алиев, если Армения не согласится на задействование Зангезурского коридора. Азербайджан не хочет, чтобы в этом коридоре Армения осуществляла свой контроль, чтобы там стояли российские фсбшники (будем так говорить, поскольку пограничные войска РФ подчинены именно ФСБ). Если Армения не согласится на открытие коридора, то Азербайджан пока что говорит, что у него есть альтернативные пути, и он может использовать территорию Ирана. Но учитывая очень большую разницу в военном потенциале Баку и Еревана, мы не можем исключить того, что Азербайджан посчитает, что интересы страны как-то ущемлены, и тогда под каким-то предлогом решится на использование военной силы. Но Азербайджан тоже осознает, что это означало бы нечто иное нежели защиту своих международно признанных территорий. Так что мы ближе к плохому миру чем к плохой войне.

— Если Ильхам Алиев говорил, что Армения может стать ареной конфликта между Западом и Россией, то в Тбилиси опасаются, что такой ареной может стать Грузия. Насколько эти опасения обоснованы?

— Грузия является территорией определенного соперничества между Россией и Западом. С одной стороны, Грузия в декабре прошлого года получила статус кандидата на вступление в ЕС. А с другой стороны — российские политики продолжают хвалить нынешнее руководство Грузии, которое противостоит якобы западным попыткам втянуть Грузию в настоящую войну. И такое поведение России — свидетельство того, что опасения имеют основания. У Запада нет планов втянуть Грузию в войну, у Запада есть планы расширить зону стабильности вокруг своих границ, в ближнем соседстве, но Россия на это смотрит по другому. Если Россия, которая ведет войну в Украине, хвалит кого-то, то уже должна загореться красная лампочка тревоги.

— Вы имеете в виду противостояние общества властям, которые хотят принять закон об «иноагентах»?

— Да, начинается, усугубляется противостояние. Это всегда опасно. О расколе в обществе сложно говорить, поскольку согласно всем опросам, 80% населения Грузии поддерживает вхождение страны в ЕС, и несколько меньше поддерживает вступление в НАТО. Но не все поддерживают либеральную линию большинства европейских стран. Есть консерваторы, которым ближе в морально-ценностном плане Россия. Хотя, нельзя говорить, что Россия поддерживает какие-то консервативные ценности, это далеко не так. Россия просто использует какие-то лозунги, ведет пропаганду против Европы, дескать, это «гейропа» и т.д.

Россия создает путаницу, которая есть цель российской пропаганды, старается расколоть грузинское общество. Протесты против закона об «иноагентах» были и в прошлом году. Но в этом году ситуация еще опасней в преддверии парламентских выборов, которые пройдут осенью. Я боюсь, что в Грузии может произойти нечто непредсказуемое.

— Согласно последним исследованиям NDI, партия «Грузинская мечта» и так набирает гораздо больше голосов, чем любая оппозиционная. К тому же в прошлом году власти столкнулись уже с массовым протестом, с «коктейлями Молотова». Но зная, что они рискуют и растерять голоса своих избирателей, и спровоцировать насилие, тем не менее упрямо продвигают этот закон. На ваш взгляд, зачем они это делают вопреки своим интересам?

— Может быть множество причин. Да, я согласен с тем, что «Мечта» имеет хорошие шансы на уверенную победу, но вопрос в масштабах этой победы. Может быть, политики из правящей партии захотели обеспечить себе конституционное большинство, но вряд ли они его получат. Поэтому путем ограничения доступа к СМИ, ограничения деятельности оппозиции партия власти хочет таким образом себе это обеспечить. На самом деле о причинах не знает никто — об этом знает только господин Бидзина Иванишвили.

Не исключено, что это – пробный шар, и «Грузинская мечта» хочет увидеть, какой будет реакция у общества и Запада, сможет ли правящая партия позволить себе игнорировать протесты или случится то же самое, что и в прошлом году. Третье – это может быть связано с желанием принять ряд других законов, в том числе, об освобождении от налогов переводов активов из офшоров, а законом об «иноагентах» отвлечь внимание от этих документов. Я думаю, что это происходит вопреки реальным политическим интересам Грузии.

— В связи с войной в Украине все чаще звучат предположения о возможном распаде России. В первую очередь речь идет об отделении республик Кавказа. Насколько это реально?

— Я в свое время познакомился с Расулом Гамзатовым, будучи молодым еще человеком, брал у него интервью, в котором у него была замечательная фраза: «Дагестан добровольно не вошел в состав России и добровольно из нее не уйдет». Он имел в виду, что Дагестан — дотационная республика и средства на ее существование идут из России.

Но если распад России произойдет (история видела распад многих империй), то он начнется не с Кавказа, потому что у кавказских национальных элит есть крепкие связи с Москвой и финансовая зависимость.

Распад России начнется не с Кавказа, но Кавказ будет первым, кто в случае чего отсоединится. Если такой процесс начнется, то, конечно, Кавказ будет одним из первых, кто попытается найти свой путь.

Беслан Кмузов, специально для newcaucasus.com

Фото Б.Кмузова

Полная версия видеоинтервью:

Continue Reading

Политика

Азербайджан в «Новой эре»

Published

on

В феврале этого года в Азербайджане состоялись досрочные выборы президента. Официальным объяснением о проведении выборов стало возвращение Карабаха под юрисдикцию Баку. Дальнейшие векторы развития Азербайджана и трудности, с которыми на этом пути страна volens nolens столкнется, мы обсудили с азербайджанскими экспертами и политологами Мехманом Алиевым, Гюльнарой Мамедзаде, Ильгаром Велизаде, Ахмедом Алили.

«Новая эра» по-азербайджански

В начале 2024 года в интервью азербайджанским журналистам Ильхам Алиев сказал, что главной идеей, которой жила страна до 20 сентября 2023 года, было восстановление суверенитета над всей территорией Азербайджана, а после 20 сентября для страны наступила «Новая эра». И одной из самых важных задач ближайшего времени – определить новую идею, которая объединит всех азербайджанцев. У самого Алиева есть определенные мысли по этому вопросу, но он хотел бы, чтобы в обществе состоялась дискуссия по этому вопросу.

По мнению директора издания Turan.az Мехмана Алиева, «Новая эра» в жизни страны сможет опереться на идеи Первой республики (1918-1920 годов), ее яркого и последовательного идеолога  Мамед Эмина Расулзаде, азербайджанского интеллектуала, политического деятеля начала ХХ века, чье 140-летие в Азербайджане недавно отмечали. Расулзаде проповедовал идеи свободы, прав человека, этнического, религиозного, социального, гендерного равенства, верховенства закона. При этом идеология Расулзаде базируется на создании Союза народов Южного Кавказа.  По мнению Мехмана Алиева идеи Расулзаде о единстве Южного Кавказа в дальнейшем будут развиваться.

Глава клуба политологов «Южный Кавказ» Ильгар Велизаде отмечает, что «Новая эра» для Азербайджана должна начаться с совершенствования системы управления страной. А также повышения удельного веса регионов Азербайджана в экономической жизни республики, так как сейчас свыше 90% ВВП Азербайджана формируется за счет Бакинской агломерации, подчеркнул политолог.

По мнению Велизаде, построение «Новой эры» должно опираться на прочные основы государства, которые выражаются в его истории, исторических нарративах, но адаптированных к современным условиям жизни. Еще до Российской империи на территории современного Азербайджана существовали несколько ханств: Ширванское, Нахичеванское, Гянджинское, Шекинское и другие.

Не калькируя границы прежних ханств, но адаптируя их к новым условиям, можно воссоздать исторические области в осовремененных границах без придания им статуса самоуправляющихся единиц. В то же время создать условия для их гармоничного развития в границах единого унитарного азербайджанского государства. Это позволит с одной стороны избавиться от старого советского наследия, когда страна делится на 68 административных района, а с другой стороны – дать толчок развитию региональных рынков. Заодно повышается роль местных органов самоуправления, входящих в новые области. Именно в административных и управленческих реформах страны видит центральное идею «Новой эры» Ильгар Велизаде.

Экономика будущего

Экономика Азербайджана, несмотря на внешнюю устойчивость, уязвима. С одной стороны, это нефтегазовые доходы, благодаря которым страна обеспечивает 59% ВВП Южного Кавказа. С другой, чрезмерная надежда на них может привести к экономическому кризису уровня 2015 года, когда властям пришлось девальвировать местную валюту – манат, и применить ряд других непопулярных мер для стабилизации экономики.

Сегодня, по мнению Мехмана Алиева, экономический блок правительства готов к возможным неблагоприятным экономическим событиям, ориентируясь на развитие ненефтяной экономики.

А как отметил Ильгар Велизаде, – в конце прошлого года президент издал указ о привлечении частного сектора в азербайджанскую экономику, когда государство пошло на приватизацию части активов госкомпаний, что должно привлечь дополнительные инвестиции. Но эксперт отмечает, что концепт приватизации до конца не сформирован, а предложения правительства только готовятся. И они должны быть подготовлены к октябрю 2024 года. Уже после этого начнется процесс приватизации части акций.

Как считает Мехман Алиев, государство пока что не делает главного: не борется с монополиями, которые поработили азербайджанскую экономику, особенно в самых чувствительных секторах малого и среднего предпринимательства. Наглядным примером для Азербайджана служит Грузия, которая имея схожие с Азербайджаном рекреационно-туристические условия: море, горы, субтропики, горнолыжные курорты, зарабатывает на туризме в три раза больше, чем Баку. Так, только в 2023 году Грузия заработала 4,1 млрд. долларов от туризма, имея 2500 отелей разного, в том числе и бюджетного уровня. В то время как Азербайджан имеет 750 отелей заработал 2 млрд от внешнего (выезжающие на отдых и командировки за рубеж) и внутреннего туризма. Правительство не представляет отдельных данных по внутреннему туризму, что означает плачевное состояние отрасли.   По мнению Мехмана Алиева, в Азербайджане должно прекратиться чрезмерное вмешательство государства в частный бизнес; необходимо смягчить ситуацию с контролирующими органами, когда роль государства, как в соседней Грузии снизится до уровня сборщика налогов и блюстителя законов. «Если такое произойдет в Азербайджане, то ситуация в стране положительным образом изменится», – уверен эксперт.

Стоит отметить, что отрицательную роль для малого бизнеса оказывают закрытые сухопутные границы Азербайджана: от чего страдает малый бизнес приграничных сел и городов с азербайджанской стороны границы с Россией, Ираном и Грузией. Власти объясняют закрытие границ пандемией коронавируса, но на самом деле, по мнению Ильгара Велизаде, реальная причина – безопасность, в частности, неблагоприятная геополитическая обстановка в мире.

Мирный договор. Отношения с Арменией

Любой разговор о безопасности на Южном Кавказе последние 30 лет начинался с Карабахского конфликта, которые десятилетия оказывал негативное воздействие на экономическую среду региона, ушел в прошлое. Но политическое измерение конфликта осталось и никуда не делось: мирный договор между двумя государствами несмотря на, казалось бы, благоприятные условия в конце 2023 – начале 2024 годов так и не был подписан. Директор Кавказского центра политического анализа Ахмед Алили считает, что отношения между двумя странами — это не всегда исключительно дело Армении и Азербайджана.

Как отметил эксперт, странам Южного Кавказа приходится считаться со всеми окружающими регион силами. И сегодня на Южном Кавказе, кроме России, которая ранее играла определяющую роль, в военном отношении присутствуют Турция и страны ЕС. А также, Иран, США, Пакистан, Индия, Израиль, и незримо, но очень серьезно присутствует Китай. И в этой ситуации, как ни хотели бы Баку и Ереван подписать мирный договор и наконец, выйти на мирные взаимоотношения, им в той или иной степени приходится считаться со всеми акторами.

Близкой точки зрения на возможности подписания мирного договора придерживается политический аналитик Гюльнара Мамедзаде. Многочисленные посредники, по ее мнению, мешают поставить точку в мирном договоре между Азербайджаном и Арменией, которые могли бы уже договориться и на двусторонней основе. Гюльнара Мамедзаде подчеркивает, что некоторые удаленные от Южного Кавказа акторы не заинтересованы в формировании платформы взаимодействия региональных стран по формуле «3+3».

Что же касается часто обсуждаемого и весьма важного пункта о месте подписания будущего мирного договора, то эксперты сходятся во мнении, что лучшим вариантом был бы двусторонний формат без посредников. Но, как отмечает Ахмед Алили, к нему сейчас вряд ли готов Ереван, который чувствует слабость, как только остается с официальными лицами Азербайджана за закрытыми дверями «тет-а-тет». Очевидно, что в этом ракурсе, как платформу посредника можно рассматривать Тбилиси. Так, Мехман Алиев отмечает давнюю включенность Грузии в миротворческий процесс между Баку и Ереваном. Однако, по мнению Алили, после того как Грузия получила статус кандидата в члены ЕС, Азербайджан перестал рассматривать Тбилиси в качестве посредника, опасаясь ангажированности Грузии интересами ЕС, которые идут вразрез с интересами Баку, по треку мирного договора с Арменией.

Направление – Запад?

Последние несколько месяцев взаимоотношения Азербайджана со странами Запада, особенно ЕС развиваются не лучшим образом. В ноябре прошлого года президент Алиев обвинил Францию в совершении наибольшего числа «кровавых преступлений в колониальной истории человечества», а в январе этого года Азербайджан приостановил работу своей делегации в ПАСЕ. Антиевропейская риторика и действия со стороны Азербайджана объясняется официальным Баку как ответный шаг на «проармянскую позицию» стран Европы, особенно Франции в Карабахском конфликте. Однако, по мнению всех экспертов прагматичные отношения между странами Европы и Азербайджаном сохранятся. Ильгар Велизаде считает, что Запад стремится интегрироваться в Центральную Азию: «а форматы ЦА + Франция, ЦА + США ничего не стоят без Азербайджана».

Ахмед Алили подчеркнул, что европейцы стремятся занять то место, которое освободила Россия после войны 2020 года, а испортившиеся отношения Баку и Парижа, — это не база, а объясняются во многом электоральными проблемами президента Макрона во Франции, а также шаблонным экспертным мышлением европейцев, которые смотрят на происходящие события в черно-белом цвете: где есть «хорошая Европа и плохая Россия».

Мехман Алиев считает, что европейцы, а вместе с ними транснациональные компании, заинтересованные в нормализации отношений на Южном Кавказе для ведения бизнеса, последовательно дают понять Армении, что не следует уповать на чудо, подталкивая ее к подписанию с Азербайджаном мирного соглашения.

Гюльнара Мамедзаде, со своей стороны считает, что сейчас идет активное переформатирование миропорядка, в процессе которого Азербайджан кроме того, что подчеркнул свое значение, как важного игрока на Южном Кавказе и в Каспийском регионе, где пересекаются транснациональные коридоры, имеет растущее влияние в тюркском и исламском мире, «Движении неприсоединения», становится политическим актором, обладающим реальным суверенитетом, с которым приходится считаться.

Организация тюркских государств: геополитика или геоэкономика?

В прошлом году президент Азербайджана подписал два указа о создании и регламенте работы нового межведомственного органа – Транспортного координационного совета (ТКС), который наделен расширенными полномочиями в сфере развития транспортной магистральной инфраструктуры страны. Одновременно с созданием ТКС Алиев утвердил на 2024–2026 годы план действий по увеличению транзитного потенциала и поощрению транзитных перевозок по транспортным коридорам, проходящим через территорию Азербайджана. По плану, объем транзитных грузоперевозок через Азербайджан к 2027 году должен увеличиться на 27% и составить 13,6 млн. тонн. Очевидно, что решение столь амбициозной задачи будет сопровождаться политическими действиями, о чем президент Алиев заявил в инаугурационной речи в феврале этого года, отметив значение Азербайджана как транспортного центра, которому поступают предложения о сотрудничестве с Запада и Востока, с Севера и Юга.

При этом политический выбор, следуя словам президента, Азербайджан сделал: это организация тюркских государств, о членах организации которых Алиев заявил: «Наша семья – тюркский мир».

Ахмед Алили, анализируя инаугурационную речь Алиева, особо отметил, что, когда на Баку начинают нажимать с выбором со стороны центров силы, Азербайджан всегда ищет третий, суверенный путь. Для которого, подчеркнул эксперт, имеется экономическая и геополитическая база в виде нефтегазовых ресурсов и уникальной логистической составляющей, которая на фоне войны в Украине и на Ближнем востоке с де факто блокадой Суэцкого канала, начинает играть все большее значение.

Мехман Алиев отметил рост политического значения Организации тюркских государств, этот процесс, по его мнению, устраивает в том числе и Россию, с которой у государств Центральной Азии и Азербайджана много общего, и в определенной степени и страны Запада, которые видят в ОТГ фактор  роста их суверенности.

Ильгар Велизаде, согласившись с Алиевым, отмечает, что для России политическое усиление ОТГ может быть выгодно в плане противопоставления усилению Китая в Центральной Азии. Ахмед Алили также считает, что Азербайджан в ОТГ открыл для себя новое видение собственной внешней политики, тем более что у Азербайджана со странами Центральной Азии общее советское прошлое.

По мнению Гюльнары Мамедзаде, платформа тюркского мира является мощной конвергентной основой, которая в будущем способна стать ядром масштабного сближения на основе географии, культуры, экономики. Уже сегодня, по мнению эксперта, несмотря на имеющие место противоречия, появились многочисленные точки соприкосновения между Турцией и Россией, а Азербайджан и Турция становятся ключевыми драйверами тюркской интеграции, с которыми и вокруг которых наращивается экономическое и культурное взаимодействие.

Эксперты также не видят опасности в сближении Азербайджана и Турции после 2020 года: Мехман Алиев вспоминает, что если в 90-е годы турецкие бизнесмены и политики смотрели на азербайджанцев свысока, то сейчас азербайджанцы, исходя из собственных интересов, осуществляют многомиллиардные инвестиции в турецкую экономику, средства массовой информации, участвуют в жизни общественных и партийных организаций Турции. Ахмед Алили добавляет, что Азербайджан всегда будет иметь собственную позицию во внешней политике, которая при всех прочих, отличается от турецкой. Чему есть конкретные индикаторы: косовский вопрос – Азербайджан не признает Косово и всегда поддерживает Белград; и Израиль, где Баку также имеет собственную, отличную от турецкой, позицию. Кроме того, эксперт напомнил о цивилизационных отличиях Турции и Азербайджана. Первая в свое время поглотила Византию, многое впитав от этого поглощения. А Азербайджан себя чувствует наследником сельджукского наследия в Иране и 200 лет находился в составе Российской империи и Советского Союза. Азербайджанцы понимают быт русского человека, русский язык. Чего нет у Турции…

Резюме

Для Азербайджана, казалось бы, главная задача выполнена и нужно двигаться дальше, определив при этом определенные цели. Первые шаги по ряду направлений Азербайджан, проведя досрочные выборы, уже сделал: в экономике начался поиск ненефтяных возможностей дохода бюджета. Государство ради улучшения работы государственных компаний готово сделать их более открытыми частным инвестициям. В то же время ряд негативных для экономики тенденций, в частности монополизации в малом и среднем бизнесе еще не преодолен.

Во внешней политике Баку ставит перед собой цель подписать мирный договор с Арменией. Но, очевидно, что не на любых, а на выгодных для себя условиях. Что вызывает раздражение у союзников Еревана, особенно в Европе. Из-за противоречий с Западом Азербайджан в своей внешней политике все больше начинает ориентироваться на страны Центральной Азии, Организацию тюркских государств. Что вполне устраивает Россию и Турцию. А также, очевидно, Иран, улучшение взаимоотношений с которым выразилось в подписании Меморандума о взаимопонимании о создании на территории Ирана новой транспортной артерии – Аразского коридора, который соединит Восточный Зангезур и Нахичевань.

Да, страны Запада переживают определенное охлаждение в политических взаимоотношениях с Азербайджаном. Но достаточно большая часть стран Запада – Германия, Италия и другие стремятся сохранить с Баку взаимовыгодные отношения, которые выражаются в том числе в сотрудничестве в нефтегазовой сфере, участию тех же немецких подрядчиков в конкурсах по налаживанию инфраструктуры в Карабахе.

Сергей Жарков, специально для newcaucasus.com

Фото С.Жаркова

Continue Reading

Политика

Máté György Vigóczki: Russia is actively obstructing Georgia’s integration into the EU

Published

on

NewCaucasus.com delved into discussions regarding Georgia’s relationship with the EU, the state of affairs in the South Caucasus, the Kremlin’s influence on the region, and Russia’s conflict with Ukraine with political scientist and researcher of the post-Soviet space, Máté György Vigóczki (Hungary).

– Georgia’s emergence as a candidate for EU membership raises questions about its potential impact on the broader South Caucasus region. Could this development spur Armenia and Azerbaijan to forge closer ties with the EU?

– I doubt that EU integration will succeed in the Caucasus. The EU may be squeezed out of the Caucasus. Turkish, Russian, Iranian influence will be strong. Democratic traditions and negotiation methods don’t seem to be the future here, as Azerbaijan’s success demonstrates. From what I see, Baku will likely pursue an independent, non-aligned status. As for Armenia, it’s unlikely to break free from Russian influence unless there’s a change in Kremlin leadership.

– How realistic is Russia’s opposition to Georgia’s accession to the EU? What risks and threats does this opposition pose?

– The EU operates as an external player in the region, while Russia claims it has no involvement here. Russia actively impedes integration with the EU, leveraging entities like Abkhazia and South Ossetia to exert control. I’m curious about the level of support Baku and Ankara would offer Tbilisi in countering Russia. However, it seems that even Azerbaijan has an interest in limiting the EU’s influence.

– Do you believe that the Russian Federation’s influence on the South Caucasus countries has diminished as a result of the conflict in Ukraine?

– The influence of the EU in the region is indeed limited, although not entirely eliminated. Georgia shares a border with Russia, affording Moscow the ability to safeguard its allies, unlike in Nagorno-Karabakh. Regarding the CSTO, I believe it lacks the capability to fulfill its intended role, and Moscow seeks to conceal this reality. If it were demonstrated that the CSTO is ineffective or that Russia cannot maintain control over Armenia, significant political ramifications would ensue in Russia. Hence, the Kremlin is actively working to prevent such revelations.

– Following the Russian invasion of Ukraine, there has been an increase in tourists from the Russian Federation traveling to Georgia and Armenia. This influx has been associated with economic growth in these countries. Is this trend to be considered a positive development?

– There isn’t much I can add to this issue. With appropriate integration measures, the arrival of these individuals can potentially benefit the economy’s development. The significant question revolves around how many of them intend to return home in a post-Putin era, or how many have already done so.

– The Georgian authorities have opted not to participate in anti-Russian sanctions and have consented to the reinstatement of direct flights with the Russian Federation, citing this policy as “pragmatism.” How aligned do you believe this stance is with the EU integration policy declared by official Tbilisi? Is there concern within the EU regarding this approach?

– Many individuals are attempting to profit from sanctions, which resembles a typical prisoner’s dilemma. In the long run, this poses a threat to EU security and policy coherence. While it may not directly jeopardize Georgia’s EU integration, this perception is held by many within the EU. However, delving into the specifics of this matter is beyond my area of expertise.

– Armenian Prime Minister Pashinyan has declared his intentions to draw closer to the EU. How feasible is this move, considering Armenia’s membership in the CSTO and the Customs Union, as well as the presence of Russian bases on its territory?

– There are still numerous avenues for cooperation, including financial support, visa regimes, scholarships, and more. However, Moscow is unlikely to release its grip on Yerevan as long as the current political regime remains in power in Russia. If it cannot maintain control through traditional means such as economic and military influence, it may resort to non-traditional methods, possibly including hybrid tactics.

– How do you perceive the outcomes of the war in Ukraine? Do you have any personal forecasts?

– The conflict is likely to remain frozen along the current front line. I don’t foresee Ukrainian society officially relinquishing any territory. However, from the Russian perspective, this scenario seems more plausible, especially if there’s a regime change aimed at reestablishing relations with the West. The Russian political elite has historically followed a pattern of distancing themselves, either partially or entirely, from previous leadership and initiating entirely new endeavors. Based on this historical trend, I see a potential for a settlement from the Russian side in the future.

Both Kiev and Moscow are likely to maintain their positions for another 1-2 years, but eventually, the necessity to end the fighting will compel them to agree to a freeze. Western support will play a crucial role.

– If Russia emerges victorious, what implications will this hold for the post-Soviet countries? Conversely, if Ukraine wins, what outcomes should we anticipate in such a scenario?

– I don’t anticipate a decisive victory that would significantly alter the current regional dynamics. Russia may experience setbacks and face increasing influence from non-Western countries, yet it will maintain its military and economic dominance for the foreseeable future. Additionally, the opposition to China’s influence in Central Asia remains a significant factor to consider. While Russia’s capabilities may dwindle, its determination to preserve influence will persist, leading Moscow to employ unconventional methods to maintain relevance.

A Ukrainian victory, however, would likely trigger a domestic political crisis in Russia with unpredictable consequences. The Kremlin is keen to avoid such a scenario at all costs, as it would further diminish Russian influence in the post-Soviet space.

Zviad Mchedlishvili, for newcaucasus.com

Máté György Vigóczki, courtesy photo

Continue Reading

Trending