Распад СССР в 1991 году был, несомненно, крахом этой империи, но крахом продуманным и заранее запланированным и, насколько это было возможно, спрограммированным политической элитой этого государства. В условиях санкционного давления и невозможности экономически и технически обеспечивать свое противостояние с Соединенными Штатами, Москва пошла на оригинальный шаг. С одной стороны, она отказалась от советской и коммунистической парадигмы, превратившись в де-юре новое государство («Перестройка», политические и экономические реформы 90-х – важнейшие части данного контекста, его «флагманы»). С другой – «отпустила» свои национальные республики в свободное плавание с тем, чтобы скинуть с себя таким образом финансовый и экономический «груз» данных образований. И если с первым пунктом ситуация относительно ясна, то со вторым – все несколько сложнее.

Снимая с себя обязательства поддержания экономической состоятельности новых независимых государств, «центр» (т.е. уже «новая», капиталистическая и «демократическая» Россия), обеспечила, однако, залог своего политического господства. Условно его можно разделить на три основных составляющих:

• Заведомая проблемность существования этих государств вне СССР с точки зрения экономики. Особенности экономики ряда постсоветских государств таковы, что их экономические системы просто не могут существовать с разрывом старых советских экономических связей. Как следствие экономики этих стран потерпели крах, а сами страны встали перед необходимостью просить экономической и финансовой помощи у Россия, ставя себя от нее в зависимость. Здесь отличным, хотя и трагическим примером выглядит Армения, высокоразвитая экономика которой буквально умерла в первые же годы независимости, будучи неразрывно связана с советским ВПК, но оказавшись абсолютно ненужной после распада СССР и, тем более, в условиях экономической изоляции третьей республики.
• Замороженные в советских условиях конфликты, которые в период независимого существования постсоветских государств немедленно разморозились, ослабив эти страны, и также поставив их в зависимость от Москвы – как военную (поставки оружия, подготовка военных специалистов), так и политическую (для ряда из них Россия выступила в роли «независимого арбитра» или единственной относительно лояльной силы в условиях неурегулированных конфликтов). Здесь также в качестве примера можно привести Армению – страна немедленно получила конфликт в Арцахе, который не могла не отстоять, вынуждена была, и вынуждена до сих пор закупать в огромных количествах российское оружие, иногда – на взятые у России же кредиты. Более того, именно РФ выступает сейчас как наиболее влиятельный посредник в карабахском урегулировании. Нельзя забывать и о том, что Армения вынуждена была войти в ведомый Россией военно-политический блок ОДКБ, а затем и Евразийский экономический союз. Похожая ситуация имела место с Грузией, с той разницей, что последняя, потеряв Абхазию и Южную Осетию, после «революции роз» изменила пророссийский формат своей внешней политики. Не менее яркий пример – Молдова. Нечто подобное имело место и в Таджикистане, пережившим гражданскую войну и Узбекистане на фоне его этнических проблем начала 90-х. Очевидно, что Украина, и ее современная ситуация – также находятся в этом контексте. В любой момент похожий сценарий может быть реализован в Казахстане.
• Наличие у власти в получивших независимость республиках советской партийной, либо комсомольской элиты. В некоторых постсоветских странах в первые годы их независимости у власти стояли диссиденты-антисоветчики, а затем их сменили бывшие советские кадры (Грузия, Армения и даже Азербайджан), в некоторых бывшие партийные руководители оказались у власти сразу же (Украина, республики Центральной Азии). Политики, воспитанные в советских реалиях, во-первых, легко находят общий язык с Российской Федерацией, также руководимой старыми кадрами КПСС и КГБ, не смущаясь собственной подчиненной и неполноценной позиции, а во-вторых, зачастую просто не знают иных моделей взаимоотношений с партнерами, кроме партийно-комсомольских контактов, и иных методов руководства, кроме авторитарных. Кочарян, Шеварднадзе, Назарбаев, Каримов, Ниязов – таких деятелей на постсоветском пространстве множество.

Так де-юре независимые страны бывшего СССР де-факто оказывались «новыми колониями» России. Последней, как и ранее, ничего не мешало господствовать в экономиках своих «партнеров», контролировать их ресурсы (в том числе и людские – в качестве трудовых мигрантов), притом, что участвовать в поддержании уровня жизни на территориях этих «независимых стран» Москва более не обязана, и если это и делала, то брала за это высокую цену – как правило, часть суверенитета. Эта ситуация для «де-факто колоний» гораздо тяжелее, чем та, что имела место в советское время. Если советская власть, навязывая этим странам свою политическую систему, фактически лишая их национального суверенитета, тем не менее развивала на их территории промышленность, сельское хозяйство, образование, часто – весьма передовые отрасли производства, то современная Россия целиком и полностью умыла руки в данных направлениях. Практически не теряя политического влияния на практике, Москве просто незачем тратить средства на подтягивание «неоколоний» хотя бы до своего материально-технического уровня. Сами же правительства этих стран, имея ограниченные ресурсы по озвученным выше причинам, зачастую оказываются неспособными к решению давно назревших проблем, что, в свою очередь, может вызывать у общества вопросы к самой сути полученной независимости. Таким образом, узел, которым привязаны новые колонии к «центру», оказался достаточно крепким, а цена за реальное «освобождение» – весьма высокой. Обычно это – территории, как было в случае с Грузией и Украиной.

Однако в последние годы парадигма меняется. Меняются сами постсоветские общества и страны. Меняются их руководства. Где-то такие перемены проходят естественным и эволюционным путем («растет» общество, умирает, либо постепенно уходит из политической жизни лидер), где-то происходят революции (Грузия, Украина, Армения). Здесь необходимо сделать оговорку, что где-то устанавливается по сути монархическое правление, и перемены идут намного медленнее (Азербайджан). В результате целый ряд постсоветских стран намерен и, главное, готов взаимодействовать с миром в целом и с Россией в частности на совершенно новых основах – партнерских, равноправных, взаимовыгодных, но никак не неоколониальных. Вопреки расхожим в российском обществе клише это не имеет русофобского характера или антироссийской направленности – речь лишь о соблюдении элементарных правовых моментов, а также об игре в давно изменившейся де-юре и де-факто парадигме. Проблемав том, что в общем и целом не проявляет готовности к игре в новых условиях российское руководство и политическая элита, манипулирующие российским обществом. Любые попытки изменить установившийся в 90-е годы statusquoвоспринимаются в Москве как враждебные, угрожающие российским национальным интересам и даже безопасности РФ. Зачастую такого рода агрессивной риторикой, а иногда – действиями Россия сама отталкивает от себя постсоветские республики и буквально бросает их в объятия своих геополитических противников. Представляется, что лишь изменение подходов Москвы к работе с постсоветскими партнерами сможет на долгосрочной и глубинной основе уничтожить имеющуюся неоколониальную повестку и обеспечить новый формат взаимоотношений. Дело в том, что на данный момент целый ряд постсоветских стран в силу отсутствия геополитического и экономического выбора просто вынужден сотрудничать с Россией даже в ее нынешнем колониальном, виде. Однако это не может продолжаться вечно, и при малейшем изменении ситуации накопившиеся обиды всплывут, и внешний векторэтих странможет измениться.

Лишь пересмотр Москвой самих основ своей политики на постсоветском пространстве в целом, станет основой настоящей дружбы государств региона с Россией, взаимовыгодного, конструктивного партнерства, союзничества и общего движения вперед.

Антон Евстратов, специально для newcaucasus.com

Фото newcaucasus.com