Закат одной красоты

1803

Я познакомился с ней в санатории Д., гремевшем в свое время на всю страну, но уже полностью утратившим свою былую славу. Если точнее, то наше знакомство произошло на втором этаже лечебного корпуса, перед массажным кабинетом.

Пациенты, дожидающиеся очереди, сидели на деревянных стульях, расставленных вдоль стен и мирно беседовали. Некоторые от безделья прогуливались по коридору. Медсестра, с которой я был знаком еще с прошлогоднего пребывания в санатории, вышла из массажного кабинета с тетрадкой в руке и обратилась ко мне:

– Сеймур, приготовься. После этой женщины, твоя очередь.

Каждый день я дарил ей черный шоколад. Отношения у нас сложились: она была ко мне почтительна, всегда с улыбкой на лице интересовалась моим самочувствием, старалась заботиться обо мне, сделать мне приятное.

Женщина в черной шляпе, длинном платье и черных перчатках, услышав мое имя, обернулась.

– Вас зовут Сеймур? – улыбнулась она.

– Да, меня зовут Сеймур.

Она медленно покачала головой и улыбнулась еще раз. Такая улыбка обычно появляется во время приятных воспоминаний.

– Это имя очень дорого мне.

Буду честен – ее слова мне понравились. Я очень люблю свое удобное в произношении, энергичное и позитивное имя – Сеймур, и благодарен маме за этот подарок.

Итак, мое имя стало поводом для знакомства с женщиной в черной шляпе и черных перчатках. Общение получилось легким и непринужденным. Женщина в шляпе, должно быть, скучала в санатории. И возможно, что все эти дни она проводила в поисках подходящего собеседника. Хотя и не исключено, что только из-за моего имени, столь дорогого ее сердцу, она нарушила свое уединение.

По вечерам  мы прогуливались по унылому двору санатория, где все беседы велись только о болезнях. Пожилая дама успела поведать мне о многих подробностях своей жизни. Мне нравилось ее слушать. Она говорила от души и совершенно искренне, как мне казалось.

После окончания медицинского университета, она получила направление в участковую поликлинику, главврачом которого был среднего возраста симпатичный мужчина, по имени Сеймур. Вот так все и началось – между новоиспеченной докторшей «по направлению» и главврачом  вспыхнула настоящая любовь. Дама в черной шляпе рассказывала о своем Сеймуре  так аппетитно, что я поражался тому, как удается женщине на закате лет говорить о мужчине с таким искренним вожделением. На долю далеко не каждого мужчины выпадает такая страстная женщина.

В молодости она была красавицей, но, по ее словам, пребывала в неведении относительно своей красоты, которую для нее открыл доктор Сеймур. Он поменял ей гардероб и давал ей книги, заставляя читать, читать и читать.

Дама в черной шляпе вспоминала, прогуливаясь под старыми кипарисами: «Он научил меня одеваться, думать, получать от жизни удовольствие. Я обязана ему за осмысление жизни. До Сеймура я не знала, как радоваться деревьям, солнцу, облакам, любви, тому, что ходишь и дышишь. Он научил меня думать и чувствовать. Он был настоящим мужчиной. Его походка, осанка, манера говорить, то, как он сердился, то, как он пил воду, Господи, нельзя было не влюбиться в него. Каждое дело он выполнял с удовольствием, сосредоточенно. Он смог соединить в себе серьезность и мягкость. Не каждый мужчина это умеет! Доктор Сеймур был другим мужчиной, такого я больше не встречала…»

Дама говорила о Сеймуре без устали. Я уже начинал подозревать, что их любовь оборвалась на самом интересном месте. Правда, об этом она не говорила. Только вспоминала его с нежностью и особо не откровенничала, но я представлял себе, какой она была – их любовь. Ровно месяц, они жили, уединившись в маленьком домике, в горном селе. Когда она вспоминала те дни, у нее горели глаза и голос слегка подрагивал.

Дама, с которой я познакомился и сдружился благодаря своему имени, одевалась со вкусом. Когда в санатории ставили спектакли и давали концерты, она в самозабвении чрезвычайно ярко красилась. Она наносила макияж с энтузиазмом, никак не соответствующим ее возрасту, и в тоже время старалась скрыть это несоответствие. У людей со вкусом ее гардероб вызывал восхищение, те, кто неплохо разбирался в моде, разглядывали ее наряды с интересом, а люди ничего не понимающие в одежде, тупо смеялись над ней. Вообще-то, она носила шляпы разных цветов и тонов, но я почему-то запомнил только черную. Перчатки  являлись неизменным аксессуаром. На пальцах у нее были кольца с разнообразными камнями, на запястьях – серебряные браслеты. Она очень старалась не переборщить с косметикой, но не получалось – морщины на лице мог скрыть только очень толстый слой макияжа. Как бы она не подбирала гардероб, и не колдовала над своим лицом, время и возраст делали свое дело. Некогда пленительная красота ушла безвозвратно. К сожалению, сама она тоже понимала это.

Вглядываясь в ее лицо, я начинал грустить по красоте, унесенной временем. Именно так все и исчезает в нашем мире. Время не жалеет прекрасных женщин, нанося на их ангельские лица глубокие морщины. Все красавицы, которых я знаю, однажды потеряют свою свежесть и увянут, как женщина в черной шляпе. Она помогла мне представить, как будут выглядеть мои знакомые красавицы через несколько десятилетий. Да, ее блеклое лицо заставляло меня грустить, тем не менее, я не забывал делать ей комплименты. Я высоко ценил ее красоту, аристократичность и всегда подчеркивал это.

«Таких благородных женщин как вы, в мире осталось очень, очень мало…»

Однажды вечером, мы по традиции прогуливались под старыми деревьями старого санатория. Дама в черной шляпе была без настроения. В первый раз с нашего знакомства я видел ее такой расстроенной. Интересоваться причиной, лезть в душу не стал. Примерно после десяти минут молчаливой прогулки, женщина заговорила сама.

Выяснилось, что сегодня в полдень лечащий врач дамы в черной шляпе беседовал с ней без особого энтузиазма. В санатории у каждого был свой персональный лечащий врач. Ее врача я знал хорошо, сам был его пациентом в прошлом году. В его профессионализме сомневаться не приходилось, но, что поделаешь, он, как и многие врачи, был обыкновенным лодырем. Пил много, одевался хорошо, относился к работе безответственно, постоянно опаздывал. Его невозможно было найти в кабинете. На любой вопрос или просьбу, отвечал кратко: «Побольше секса!». Он рекомендовал секс всем без исключения — старым, молодым, женщинам, мужчинам, подросткам, возможно и детям тоже. Время от времени он заглядывал в кабинеты медсестер и спрашивал: «Кто хочет переспать со мной? Имейте в виду, через пять лет это уже будет невозможно…» Сотрудники санатория привыкли к его шуткам, поэтому кроме хохота, никакой другой реакции его пошлости не вызывали. Даму в черной шляпе задело, что такой весельчак не захотел с ней пообщаться.

«Сеймур, он даже не захотел говорить. Он не слушал меня! Двадцать лет назад, он бы с удовольствием беседовал со мной часами. Такова жизнь. Как бы ни была горька пилюля, нам придется ее проглотить. Двадцать лет назад, мужчины получали удовольствие от беседы со мной, а сегодня мой личный врач избегает меня…»

Вдруг ее голос задрожал, и она тихо заплакала. Дама в черной шляпе, оплакивала свою увядшую красоту, а я пытался успокоить ее: «Для вашего возраста вы выглядите очень даже хорошо. В этом санатории не найдется ни одной женщины с вашей культурой и аристократичностью. Я давно уже наблюдаю, как все женщины восхищаются вами, завидуют вам. Все говорят о вашем утонченном вкусе. У каждого возраста свои преимущества. У природы нет плохой погоды…»

Я долго делал ей комплименты, говорил лестные слова. Однако, мои старания не возымели успеха – она продолжала плакать  и с трудом, сквозь слезы, выговаривала: «Все пожилые люди – ужасны и наводят страх, не надо этого отрицать. Никакой крем, духи, одежда, массажи не помогают мне скрыть морщины. Ничего не помогает, ничего…»

И тут дама в черной шляпе громко зарыдала. Бывают ситуации, когда никакие слова поддержки и утешения не помогают даже при огромном желании. За этой сценой можно было только наблюдать, молча и в тоске.

 

Сеймур Байджан

Фото Ираклия Чихладзе

ПОДЕЛИТЬСЯ