…Но жизнь продолжается. Продолжается и моя политическая деятельность. Для меня она означает борьбу за наши права. Верю ли я в то, что однажды это изменится и политика станет лишь обыденной общественной службой? Конечно верю и веду борьбу во имя этого. Так и хирург иногда верит, что режет для того, чтобы остановить кровь, спасти жизнь.
Мои первые политические взгляды связаны с карабахской войной. Даже думаю, что они сложились еще раньше. Они начинают формироваться примерно в 1988-89 гг. с депортации азербайджанцев из Армении. Лето мы проводили в отчем доме в Лачине. Из соседнего Сисианского района (Армения) в наше село (село Минкенд Лачинского района) спасаясь, начали переезжать родственники и знакомые. В то время я впервые увидел, как группа людей в едином порыве помогала людям в беде. Понятие “Народный фронт” начало занимать место в моей памяти именно тогда. Спустя некоторое время я узнал, что мой отец тоже был одним из них. Таким образом, впервые я познакомился с оружием – автоматом и прочее. Народный фронт защищал нас от армянских боевиков. Мой отец также был членом Фронта.
Мои первые политические взгляды начали формироваться под воздействием этой войны. В последствии я стал осознавать, что еще долгие годы оставался под впечатлением этих событий. Политика в то время представляла собой ничто иное, как стремление предотвратить оккупацию, а затем повернуть ее вспять. Да и сейчас в нашей стране фундаментом политики является война и фактор оккупации.
Власть Народного Фронта и первая травма
Наша семья сильно пострадала от Советской власти. Мои деды даже не застали 37 год. Их малолетние дети на руках своих 13-14-летних братьев и сестер были выселены в нынешний Бейлаган (прежний Ждановский район). Дети семьи, которая открыла первую школу в Карабахе, смогли вновь получить образование только в 80-е годы. Конечно же все они были полны ненависти к советской действительности. В период правления Народного Фронта любое его действие приветствовалось. Моя старая бабушка по 10 раз на дню возносила молитву тому, кто покончил с Советской властью. Четверо ее дядей были расстреляны, а еще один в 1954 г. спустя 10 лет сумел живым вернуться из Магадана.
Вскоре правительство Фронта было свергнуто теми, кого проклинала моя семья. Дед по отцу в тот период был арестован из-за конфликта между Гейдаром Алиевым и тогдашним первым секретарем Ждановского района Вахидом Исмаиловым. Я, посредством ТВ, буквально назубок выучил все события, связанные государственным переворотом с мая по июль 1993 г. Ежедневные парламентские дебаты, на которых сторонники мятежников чернили Фронт, словно темные тучи распространялись над страной и это душило меня.
Как укрепилась моя ненависть? В январе 1994 г. смотрю по ТВ как Он посетил детдом. Заранее подготовленные дети рассказывали стихотворение в честь «Дедушки», как они его называли. Затем выступил он и сказал слова, которые врезались мне в память: “Вот сейчас вы называете меня дедушкой, да, я для вас дедушка, но у меня есть свои внуки”. Я, 12-летний ребенок интуитивно понял, что это очень жестокий человек. Разве можно было такое говорить сиротам? Нет, конечно же. Знаете, откуда я это знаю? Мой отец иногда приходил с линии фронта в наш дом в Бейлагане. По соседству с нами жили семьи из села Карадаглы Ходжавендского района. Большинство их детей были малолетними, главы же семей погибли. Наша мать запретила нам выбегать навстречу отцу и встречать его. Говорила – это может плохо подействовать на детей, которые потеряли своих отцов. Таким образом, эти слова «дедушки» говорили мне о нем многое. Впоследствии я понял, что детская интуиция не подвела меня.
Молодежное движение Туран: первые шаги в политике
В 1996 г. мы переехали из Бейлаганского района в поселок Джейранбатан близ Баку. Через 2 года я поступил на подготовительные курсы «Араз» при Университете «Кавказ». На курсы я должен был поступить с высшими результатами, что позволяло бы мне получить скидку при оплате образования, т.к. материальное положение наше было тяжелым. Я набрал необходимые для такой скидки баллы и начал учиться на льготных условиях.
Здесь я впервые стал участвовать в политических дискуссиях. Происходили стычки с сторонниками секты Фатулла Гюлена, которым и принадлежал Университет «Кавказ» и курсы «Араз». Я не ладил с аби (преподаватели-руководители и воспитатели). Я уговаривал ребят, не идти на уроки, связанные с религией. Был там один преподаватель – бакинец, который попал под полное влияние гюленистов. Однажды он спросил у меня – “ты из Фронта (Народный Фронт – авт.)”? По правде, в последние 2-3 года я и не подумывал о членстве в НФА. И я спросил у него: “Нет, а с чего вы взяли?”. Он ответил: “Не верю. Ты говоришь, как они. Как-будто тебе больше всех это надо. Какой-то парень из района поставил эти курсы с ног на голову”. Я понял, что нет смысла скрывать свои взгляды. И ответил ему: “Мой отец был членом Фронта”.
Таким образом, мы добрались до 12 сентября 1998 г. Вдруг я обнаружил, что я в центре скопления людей – то идем вперед, то отступаем под натиском полиции. То был один из митингов за честные выборы и право на демонстрации. Люди, столпившиеся в садике Sahil, двинулись к Национальной библиотеке, мне удалось дойти до ее лестницы. Выступал Али Керимов (впоследствии – Керимли), но вскоре вмешалась полиция, началась толкотня. Я упал и по мне прошлись немало людей. Многих арестовали. Среди арестованных был и я. Но нас скоро отпустили. Там был один знакомый, с которым я пару раз ходил на Хагани-33 (бывшая штаб-квартира Народного Фронта), по его совету я стал членом демократической молодежной организации «Туран», а зачем членом и членом Правления самого знаменитого в тот период молодежного движения – «Демократический Союз».
2000 год – год раскола и кризиса
В 1999 г. я поступил на факультет Востоковедения БГУ. Учился на турецком отделении. 1 марта 2000 г. у меня был день рождения и на следующий день я заполнил анкету и вступил в Партию Народного Фронта (ПНФА). В то время внутри ПНФА образовались различные “фронты”, начался раскол. Политика бурлила, отношения наших членов были напряжены, висели на волоске. Виновные обвиняли невинных и так трудно было сделать правильный выбор.
В августе 2000 г. скончался председатель ПНФА Абульфаз Эльчибей и большая группа членов покинула партию. Сейчас они в партии Классический Народный Фронт (ПКНФА). Несмотря на то, что между нами имелись разногласия, большинство из членов этой партии были истинные борцы и уважаемые мною люди.
В течение 2-х лет ПНФА испытывала трудности, но мы сумели провести свой съезд, избрать нового председателя – Али Керимли. Вслед за этим начался хоть и не столь активный, но опасный процесс. Это был процесс, начатый Гудратом Гасангулиевым, который хотел подчинить себе организацию, либо развалить ее. Путем подкупа и запугивания подряд двое председателей Молодежного Комитета (МК) один за другим перешли на сторону группы Гасангулиева. Остальные же члены Комитета притихли, стали боятся выбрать какую-либо из сторон конфликта. И тогда один из уважаемых членов партии, карабахский ветеран и бывший политзаключенный предложил мне стать председателем Молодежного Комитета (МК) партии, добавив, что другого пути чтобы сохранить организацию у нас нет. Я принял это предложение. Добро большинства было получено, подготовлено соответствующее представление, и 11 января 2002 г. я стал новым председателем МК ПНФА.
Мой отец не хотел, чтобы я шел в политику. Волновался за меня. Но когда в 2002 г. начался процесс раскола Народного фронта, о котором я указал выше, то началось сильное давление на нас молодых со стороны Министерства Национальной Безопасности и полиции. Нас запугивали, вызывали в полицию, преследовали в студенческих общежитиях, требовали, чтобы мы присоединились к группе Гасангулиева. Один молодой человек по имени Полад даже получил психическое расстройство. В то время отец сказал мне – если ты отступишься, то забудь меня, как отца.
С 2001 г. я начал публиковаться в дружественный к ПНФА газете Аzadlıq (Свобода). Это были небольшие аналитические статьи. Тогдашнее руководство газеты было лояльным в отношении властей. Поэтому через некоторое время я перестал сотрудничать с ними.
Несколько членов Фронта под руководством Ганимата Захида начали выпускать газету “Бакинский Еженедельник”, занимавшую более принципиальную позицию. Я стал сотрудничать с ними, писал аналитические статьи, брал интервью.
Борьба продолжалась, начались суточные аресты и т.д. Однажды в газете Азадлыг была опубликована моя аналитическая статья под названием “Кто пишет статьи для Рамиза Мехтиева” (бывший Глава президентской администрации). Статья вызвала скандал. Кончилось тем, что меня из аспирантуры забрали в армию. А я и до этого неоднократно подвергался преследованиям. Угрозы по телефону, даже попытка покушения на меня в метро. Независимая журналистская организация Эмина Гусейнова в то время установила, что телефонные номера, откуда мне поступали угрозы, принадлежали Совету Министров. Метрополитен же отказался предоставить мне видео, на котором было зафиксировано покушение на меня.
В течение 2009 г. я проходил службу в армии. Вернулся в январе 2010 г. и тут же начал писать для газеты Azadlıq.
В мае 2010 г. я был арестован в ходе акции протеста и получил 7 дней административного заключения. В Бинагадинском изоляторе был подвергнут двухчасовой тяжелой пытке со стороны лиц, переодетых в гражданское платье. В результате битья дубинкой по пяткам я 2 дня не мог стоять на ногах. В то время председатель «Комитета против пыток» Эльчин Бехбудов посетил меня в тюрьме и увидел меня в таком состоянии, но общественности была дана совсем другая информация. Это дело прошло коммуникацию в Евросуде и ждет решения. Но что-то Евро-Фемида не торопится.
Опасная встреча
Волна “Арабской весны” набирала силу. Это не могло не повлиять и на Азербайджан. Мы назначили свой митинг в защиту гражданских прав на 2 апреля 2011 г. Я был дежурным редактором газеты Аzadlıq в ночь с 25 на 26 марта. Домой ушел в час ночи. При въезде в поселок Джейранбатан меня встретил состав из 6 человек в масках. Набросили мне мешок на голову и затолкали в машину. Спустя некоторое время меня привезли в какую-то новостройку, похожую на тюрьму. После побоев и угроз пригрозили, что мне будет плохо, если я не покину страну. Побои эти они снимали на видео, причем профессионально, даже освещение было установлено. Это дело вот уже 9 лет застряло на уровне предварительного следствия, т.к. позже на основании добытых нами фактов было подтверждено, что оно осуществлялось со стороны Министерства Национальной Безопасности.
«Азербайджанское время» – первый оппозиционный спутниковый канал
В 2012 г. с подачи Ганимата Захида мы начали думать о создания TV-канала, который должен был бы вещать из-за границы на Азербайджан через спутник. Самый дешевый такой канал тянул на полмиллиона долларов. Эта сумма нам была не под силу. Но идея была замечательной, и никто не хотел от не отказываться. В апреле Ганимат бей заявил, что нам следует купить у какого-то рядового турецкого канала эфирное время и открыть свой канал там. Это было недорого и это сработало. Мы получили эфирное время на турецком ТВ канале «Европа». Однако, вскоре наши власти стали давить на Турцию, потом заплатили каналу «Европа» и тот отказал нам в эфире.
Затем мы перешли в “Медиа TV” и превратили этот нерентабельный канал (не больше 10 тыс. зрителей в Турции) в головную боль наших властей. Мы наконец-то стали известны не только в Баку, но и в регионах Азербайджана. И снова власти нашли способ и заблокировали спутниковый сигнал трансляции канала.
Власти усиленно добивались моей депортации из Турции. Бывший посол Турции в Азербайджане, работающий в африканском отделе МИД Турции, пригласил меня в МИД и попросил покинуть страну. Он заявил мне – мы тебя не передадим Баку, не депортируем, но ты должен понять, что наши взаимоотношения с Азербайджаном будут ухудшаться.
Я его хорошо понял и уехал в Тбилиси. Все настоятельно рекомендовали мне не возвращаться на родину, т.к. я буду арестован. Но я не мог долго жить на чужбине. Рассмотрев все возможные варианты моей дальнейшей судьбы, я решил вернуться. Раз уж меня все равно арестуют, то надо успеть создать что-нибудь дельное и долговременное. К тому времени Ганимат Захид уже начал вещать на страну с нашего нового канала –“ Azərbaycan Saatı” (Азербайджанское время). Я вернулся в Баку и открыл тут бакинскую студию нашего канала.
Пять лет общего тюремного режима
Наконец в августе 2014 г. после провокации я был арестован по сфальсифицированному делу. К тому времени, из достоверных источников мне стало известно, что со дня на день власти готовят против меня провокацию, после которой меня хотят арестовать на долгий срок. Я встретился с известным адвокатом – правозащитником покойным Эльтоном Гулиевым и рассказал ему о этом. Но Эльтон бей почти в шутку стал меня упрашивать, чтобы мой арест не произошел на этих днях, поскольку он завален подобными делами. Я возразил, что это от меня не зависит, не мне же выбирать день моего заключения. Мы посмеялись над этой трагической ситуацией и разошлись. Тут все и произошло. На улице ко мне подошел молодой человек, представившийся как Магеррам Гасанов, он поздоровался со мной, попросил разрешения подойти поближе и спросил, почему я не написал ему ответа на его статус в Facebook? Я извинился, что мол не заметил его статуса, посмотрю и отвечу. В этот момент он начал наносить мне удары. Я тут же понял, что эта и есть та провокация, после которой власти хотят арестовать меня. Тогда я ударил его по голове бутылкой с водой, что была у меня в руках. Решил, что им не удастся меня и избить, и арестовать, как других. Пусть у меня в личном плане не останется к ним должок. И на суде сказал – «Да, я его ударил». В результате, приговор – 6 лет общего режима.
С первых часов ареста в тюрьме появились маклеры, которые предлагали мне отказаться от моей деятельности и взамен получить свободу. Я не согласился и, как известно, без 5 часов 5 лет (арестовали в 12 часов ночи в 7 утра освободили) провел в тюрьме. Заключение тяжело действовало на меня, я стал замечать, что моя речь и письменные навыки ослабевают. Но в тюрьме появилась много времени для размышлений и образования. Я много читал. Многое пересмотрел, передумал.
Самым драматическим событием во время моего заключения стало мое решение о женитьбе. Я предложил своей невесте, Нигяр ханум Ягублу, заключить официальный брак, и она, не сомневаясь, согласилась выйти замуж за заключенного, будущее которого – неизвестно. Примечательно, что я предложил свою руку и сердце Нигяр еще 1 августа 2014 г. будучи на свободе. Мы решили заключить брак 1 августа 2016 г. Но власти не позволили этому свершиться именно 1 августа. Через день, под общественным давлением мы все же зарегистрировали наш брак. Из 5 лет ареста 2 года я провел холостым, а 3 – женатым человеком. Отмечу, что поддержка со стороны родителей и моей супруги придавали мне силу. В этом смысле, я считаю себя счастливым.
Свобода и спустя лишь 47 дней новый арест
29 августа 2019 г. в 7 часов утра, не дав попрощаться с друзьями по камере в спешном порядке меня выпустили на свободу. После 47 дней свободы я вновь был арестован на 30 суток, меня арестовали 18 октября 2019, за день до объявленного ПНФА митинга в защиту гражданских прав – превентивно. 23 марта 2020 после очередной провокации со стороны спецслужб был арестован отец моей супруги, известный демократический активист член партии Мусават Тофиг Ягублу. Его и еще пару десятком активистов демократического движения арестовали из опасения властей, что они могут воспользоваться кризисной ситуацией, связанной с пандемией Covid-19 и устроить беспорядки. А никто и не собирался устраивать беспорядки, этих людей арестовывали просто, на всякий случай… И получалось, что почти во все моменты общественных напряжений кто-то из нашей семьи сидел в тюрьме. Вот она – судьба демократа в Азербайджане.
Но жизнь продолжается. Продолжается и моя политическая деятельность. Для меня она означает борьбу за наши права и достоинство. Верю ли я в то, что однажды это изменится и политика станет лишь обыденной общественной службой? Конечно верю и веду борьбу во имя этого. Так и хирург иногда верит, что режет для того, чтобы остановить кровь, спасти жизнь.
О выборах в парламент – 2020
Мое мнение о выборах 2020 г. таково. Как политик, считаю, что во всех случаях выражение воли через выборы важно. Это относится и к воле народа, и к воле политического деятеля. Но можем ли мы в настоящее время выразить эту волю? Мы учим музыке глухих. Но не должны ли мы в начале вернуть им слух, открыть им уши? Я категорически не собираюсь обвинять кого-то. В свое время мы тоже участвовали в выборах, сейчас не участвуем, но участвуют другие силы. Проблема не в этом. Проблема в том, чтобы добиться признания выраженной народом воли. А в нынешнем виде выборы являются формальностью.
Сеймур Хази, зампредседателя ПНФА
