Гуляя по виртуальному пространству, я повстречался со своим старым другом Севдой Султановой.
Увидел, что профайл ее светится зеленым. Настроение у меня было так себе. Я нуждался в общении. Разговор о том о сем со старым другом Севдой обещал улучшить мне настроение. Я могу говорить с ней на многие темы. Она никогда на меня не обижается. А я никогда не обижаюсь на нее. В крайнем случае, один из нас обрывает разговор на середине. И второму все становится ясно. Главное, для того, чтобы начать беседу с Севдой, не надо долго здороваться и расспрашивать о житье-бытье. Сразу переходишь к сути. Объяснить что-то Севде не занимает много времени. Беседовать с ней удобно во всех отношениях.
Я: Посмотрел я фильм, который ты прислала (речь идет о спродюссированном Педро Альмадоваром фильме “Wilde Tales” – С.Б.). Мне очень понравилось. Что за сцена со свадьбой… Что за превращение. Ужас…
Севда: Да, это было отлично. Процесс превращения ангелоподобной невесты в базарную бабу.
Я: Но и парень должен был убить ту суку. Я очень этого желал. Так и не сбылось.
Севда: Если б убил, фильм накрылся бы медным тазом.
Я: Очень хотелось, чтобы убил.
Севда: Убей мысленно.
Я: В этот период я совсем не в себе. Меня не устраивает, что я пишу. Что бы ни написал, это быстро меня разочаровывает. Не могу написать текст по душе.
Севда: По-моему, тебе стоит на некоторое время заняться чем-то совершенно другим. Чем-то, не связанным с письмом. Это помогает. Поверь, что и мне ничего неохота. Вообще, ничего, кроме кино, не может меня взволновать.
Я: Не обязательно, чтобы тебя непременно кто-то волновал. Если никто тебя не волнует, ты должна волновать кого-то. Сейчас тебе нужен двадцатилетний юнец. Неопытный. Романтичный. Чтобы ты играла с ним, как кошка с мышонком. Как та француженка играла с Шопеном. Как там звали эту ведьму? Запамятовал. Которая «Индиану» написала…
Севда: Жорж Санд. Ведьма. Фурия. Стерва. Ха-ха-ха… Женщина, которая не ведьма, и не женщина вовсе…
Я: Севда, сейчас пошлю тебе одно фото. Когда ты увидишь его, обязательно меня полюбишь. Если не полюбишь, я буду знать, что либо ты пристрастна, либо у тебя нет вкуса.
Севда: Это если я тебя полюблю, меня будут обвинять в отсутствии вкуса.
Я: Ты взрослая девочка, что за примитивный ответ. Надо было немного подумать. Совсем тебе такое не подходит. Могла бы ответить куда интереснее. Севда, которую я знал, должна была дать более креативный ответ.
Севда: Кто связывается с тобой, в депрессию впадает. Ты убиваешь в человеке любовь к жизни. Не даешь мотивации. Это говорю не только я. Многие говорят.
Я: Что я должен делать? Шутовством заниматься?
Севда: Ты целыми днями ворчишь, как старик.
Я: Если я ворчу, значит на то обязательно есть повод. Что я, чокнутый, чтобы просто так ворчать?
Тут разговор внезапно принял такой оборот, о котором я не могу тут распространяться. Причем, сделала это она. Как бы я не старался смягчить беседу, она отвечала жестко. Будто искала, на ком бы сорваться. Я не стану приводить ту часть разговора. И это не нанесет никакого ущерба сюжету и теме. Напротив, автор избавится от необходимости писать пустопорожний текст, в публика – от необходимости его читать. Привожу конец разговора.
Я: Во времена Ницше вокруг любого бездельника собирались женщины. Кем были те люди? Всякие трюкачи, разного рода шуты, мещане, бытовые герои. Где они теперь? История стерла их. А Ницше остался один. Никогда не прощу женщинам, что Ницше был одинок.
Севда: Ай, ради Бога, да что представлял из себя Ницше… Как мужчина он был совершенно непривлекательным. К тому же наводил на людей уныние. В Германии был один учитель. Немец. Он ненавидел Ницше. Говорил, что он очень мрачный.
На самом деле, на меня очень плохо подействовал этот ответ. Но, как ни крути, я не расстроился. Наоборот, настроение мое вдруг улучшилось. Перед моим мысленным взором предстали жесты Севды, ее лицо, манера говорить. Я сказал: «У меня нет слов. Если б это сказал кто-то другой, я бы еще мог понять. Но и ты так говоришь… Спасибо за откровенность. Любая откровенность должна быть оценена. Считаю разговор оконченным. Еще раз спасибо за искренность».
Хотя я и прекратил разговор, но продолжил думать о Севде. Вспомнил события, произошедшие в разные годы. Я давно знаю Севду, эту ведьму. Каждый раз при встрече мы ведем интересные разговоры о кино и литературе. Я назвал ее музой несостоявшихся поэтов. Помнится, один поэт сильно на нее рассердился. Как-то так получилось, что Севда заставила его очень ревновать. Он искал Севду, чтобы дать ей пощечину. Если б нашел, так бы оно и было. Но Севда как в воду канула. Если б они повстречались, пережили бы весьма любопытные моменты. Недурной клип получился бы.
Помню я и еще один случай. Один поэт посвятил Севде какое-то произведение. А она, не придав ему никакого значения, сказала: «Я читаю только то, что написал Сеймур». Из-за этого ответа я, совершенно безвинно, сделался чьим-то заклятым врагом. И эта вражда все еще продолжается. По правде говоря, того человека тоже нельзя винить. Посвятить женщине произведение, а она говорит, что читает только чью-то там писанину… Это трудно переварить.
Однажды мы повстречались с Севдой в Баку возле станции метро «28 мая». Она странно выглядела. Взглянув на нее, я сказал:
– Ты похожа на жену ссыльного поэта.
Севде очень понравилось это сравнение. А мне самому понравилось то, что ей понравились эти слова.
Помню одну новогоднюю ночь. Это было совсем давно. Примерно двадцать лет назад. Страна только что пережила войну. Царила бедность. В ту новогоднюю ночь многого не хватало, но мы вели себя так, будто все в порядке. Жизненная философия под названием «Главное, чтобы сердце было чистым» помогало справляться с трудностями. У нас была очень классическая елка. При взгляде на нее тоска охватывала. Елочные игрушки принесла одна девушка. Сделанные из тонкого картона игрушечные зайцы, медведи, рыбки, ежики прожили уже, бог знает, сколько лет. У некоторых из них не хватало ушей. Они были изжеваны. И это надолго дало повод для шуток.
Руки девушки, принесшей елку, были от запястий до локтей покрыты порезами. Несмотря на это, она надела вечернее платье. Ей и в голову не приходило прикрыть порезанные части рук. Потому что в тот период считалось нормальным явлением резать руки бритвой. Молодежь, выросшая в закрытой стране и после падения СССР попавшая под сильное влияние сентиментальных турецких фильмов, расставаясь с возлюбленными, кромсала себе руки лезвием. Особенно девушки. Бедняжки были очень искренними. Всему верили. До такой степени, что ходить с искромсанными руками для многих считалось преимуществом. Будто они носили медаль за геройство. Эти порезанные руки говорили окружающим: «Я сумела это делать».
Наша новогодняя ночь походила на те, что показаны в советских фильмах про войну. Нам непросто было организовать этот праздник. Возникло множество трудностей и спорных вопросов. У каждого имелись свои пожелания. И большинство из этих пожеланий не совпадали с нашими возможностями. Особенно нас доставали девушки. Как и во все времена, они и тогда, не считаясь с реальностью, ставили ультиматумы. Обязательно должно быть то-то. А мы были молодыми ребятами. Нам было очень трудно признавать свое бессилие. Организаторы вечера поделились на две части. Одна группа говорила:
– Пусть не будет Деда Мороза.
Другая группа:
– Пусть будет Дед Мороз.
Севда возглавляла группу, желающую Деда Мороза. Она очень пылко хотела этого. Все повторяла:
– Без Деда Мороза не бывает новогодней ночи.
Я же был среди тех, кто не хотел Деда Мороза. Спор был долгим. В итоге Севда заявила: «Если не будет Деда Мороза, я не приду». А без Севды праздник утратил бы большую часть своей прелести. Нам всем пришлось согласиться. В тот момент я не смог сдержаться и спросил у нее:
– И кто же будет Дедом Морозом?
Севда ответила:
– Дедом Морозом будешь ты.
Я сказал:
– У меня маленький рост. И тонкий голос. Из меня не получится Деда Мороза.
Севда сказала:
– Тогда я сама приведу Деда Мороза.
Мы подумали, что она шутит. Что согласилась встретить Новый год без Деда Мороза, и просто гордость не позволяет ей так быстро сдаться. И мы решили закрыть тему.
Собравшиеся на праздник стали свидетелями странной сцены. Севда где-то нашла и привела Деда Мороза. Те, кто не хотел этого, несколько смутились. Те, кто хотел, обрадовались. Они обняли, расцеловали и поздравили Севду назло нам. Но никто не обиделся. Мы были очень молоды. Нас связывали крепкие узы. Наличие или отсутствие Деда Мороза не могло навредить нашим отношениям.
В ту новогоднюю ночь мы очень веселились. Ели то, что было. Ребята много танцевали. Потом к нам присоединились и другие друзья. Они тоже принесли с собой еду и выпивку. Праздник продлился до утра. Утром мы долго расходились. Хмельные люди обнимались, выражая друг другу свою любовь, дружбу и уважение, расставались и вновь обнимались и целовались. Останавливали такси. Открыв дверцу машины и уже стоя одной ногой в салоне, продолжали разговаривать. Иногда таксисту это надоедало, и он уезжал. Кто-то ушел домой один. Кто-то – попарно. Мы с Севдой в то время жили в одной стороне. Я снимал квартиру неподалеку от метро «Халглар достлугу», возле больницы. А Севда жила возле метро «Нефтчиляр». Подойдя к ней, я предложил пойти домой вместе. А она ответила: «Я не иду домой».
И ушла куда-то вместе с Дедом Морозом, которого привела на праздник… И теперь такая девушка говорит об одном из самых величайших гениев человечества:
– Ради Бога, да что представлял из себя Ницше…
Как получилась, что девушка эта так изменилась? Что ее изменило? Просмотренные фильмы? Или прочитанные книги? Может, ее изменила жизнь? Может, я ошибался, и она изначально была такой. В любом случае, та Севда, которую я знал, никогда бы не сказала: «Ради Бога, да что представлял из себя Ницше». Севда, которую я знал, сама бы вернулась в прошлое и стала бы возлюбленной Ницше. Как я понимаю, лимит ее романтичности уже исчерпан, и теперь она принимает все как есть, без прикрас. Если она сможет выразить это в письме, очень хорошо. Человека, достигшего такого этапа, и способного обратить его в письмо, можно только поздравить.
Сеймур Байджан
Фото Ираклия Чихладзе
