Валерий Хатажуков: силовыми методами проблемы Северного Кавказа не решить

4368
Валерий Хатажуков

Северный Кавказ и экстремизм, общество и власть, российская политика по отношению к беженцам из Сирии – об этом и многом другом рассказывает в эксклюзивном интервью newcaucasus.com руководитель Кабардино-Балкарского регионального правозащитного центра Валерий Хатажуков.

– Основная деятельность вашего центра сосредоточена на защите прав мусульман. Насколько нарушаются права мусульман Северного Кавказа?

– Это не совсем так. Защита прав мусульман – это одно из направлений нашей деятельности и, причем, может быть, не самое главное. Мы также занимаемся проблемами черкесов, проживавших за рубежом – это вопросы получения гражданства, вида на жительство и т.д. Нам приходится заниматься и вопросами обучения родным языкам. Основательно занимались вопросами политических репрессий в Кабардино-Балкарии во времена Советского Союза. А в последнее время главным направлением нашей деятельности становятся вопросы, связанные с распределением пашенных угодий на территории КБР.

Теперь, что касается вашего вопроса по существу. В конце 80-х начале 90-х во всем Советском Союзе началось возрождение национального самосознания. В том числе и адыги начали возрождать свои традиции, обычаи, язык. И ислам воспринимался как нечто безусловно присущее адыгам, как часть нашей национальной культуры. В этот же период появляются и радикалы, проповедовавшие идеи вооружённого джихада, построения халифата и т.д. Это были немногочисленные маргинальные группы, которые не пользовались никаким влиянием и авторитетом. Огромное влияние на все процессы, связанные с возрождением ислама в Кабардино-Балкарии оказывало кабардинское национально-демократическое движение «Адыгэ Хасэ». Оно пыталось очень активно и небезуспешно направлять все эти процессы в русло возрождения традиционного ислама.

Кроме того, в 90-е годы существовали независимые СМИ, политические партии, активно работали институты гражданского общества. Все проблемы более или менее свободно обсуждались. И благодаря этому ситуация удерживалась в рамках общественного диалога.

В конце 90-х годов в КБР началось сворачивание демократических институтов, было разгромлено кабардинское национально-демократическое движение – не стало независимых СМИ, оппозиционных сил, все было уничтожено. И силы, о которых я говорил – призывавшие к войне, джихаду, ваххабитские – стали превращаться в реальную силу.

– Во многом это было, наверное, обусловлено близостью с Чечней, где в то время шла война?

– Много разных факторов, в том числе и чеченский. Чеченское сопротивление было заинтересовано в том, чтобы больше территорий втянуть в свою борьбу. Были и некие исламистские центры за рубежом, которые пытались на все это влиять. Но основное происходило здесь. Политический режим, буквально уничтоживший оппозицию, которая пыталась влиять на эти силы, пыталась его направлять, безусловно и являлся главным фактором подобного развития событий. Если бы сохранились те силы, которые положительно влияли на ситуацию и процесс шел в нормальном направлении, то факторы чеченского сопротивления и зарубежных исламских центров работали бы слабо. И произошло то, что произошло 13 октября 2005 года (захват Нальчика группой террористов – авт.)…

– Насколько эффективны меры силовиков?

– Есть мнение, что силовая составляющая: похищения, необоснованные пытки, убийства при непонятных обстоятельствах, – не работает на решение проблемы, а наоборот, мотивирует определенную часть для ухода в сопротивление. Было много эпизодов, когда после задержаний и последующего освобождения людей ставили в такие условия, что им некуда было деваться и они уходили в лес. Обо всем этом мы говорили, проводили мероприятия. Лет пять назад, сначала в Дагестане, потом в Ингушетии появились комиссии по адаптации. Они очень хорошо работали, но после прихода Рамазана Абдулатипова на должность руокводителя Дагестана они прекратили свою работу. В Ингушетии комиссия работает до сих пор.

– Это эффективный институт?

– Разное отношение к тому, что представляет из себя ингушская комиссия. Но через нее прошло более 80 человек, многие люди находиись в Турции, в Европе, будучи преследуемы на родине по обвинениию в различных преступлениях. Но благодаря этой комиссии они вернулись. Многие, кто обвинялся в пособничестве, также прошел через эту комиссию.

Через год после создания ингушской комиссии такая же была создана и в Кабардино-Балкарии. Возглавил ее полицейский генерал в отставке Руслан Ешугаов. Меня не взяли в комиссию. И вообще, о существованнии этой комиссии до недавнего времени мало кто знал. Были даже забавные моменты – я спрашиваю у одного из члена комиссии, мол, ну что там у вас? И она мне отвечает вопросом – какой комиссии? Я спрашиваю: ты что, не знаешь, что входишь в состав этой комиссии?

Мы эту комиссию за бездеятельность критиковали как могли, кричали чуть ли не на всех перекрестках, писали, в том числе, и в Москву. И вот в апреле прошлого года председатель комиссии, наконец, был сменен, произошло обновление, и я тоже вошел в ее состав.

– Есть осязаемые изменения?

– Да! Сейчас уже и на уровне элит заговорили о работе комиссии, уже 13 человек прошло через нее. Например, две женщины, которых обвиняли в пособничестве, они еще год назад могли бы получить вполне реальные сроки. И только после прохождения через комиссию они получили всего лишь условные сроки. Некоторые люди могли получить большие сроки , но благодаря ходатайству комиссии им дали по два года.

С одной стороны, как бы очень хорошо и замечательно, что комиссия заработала, и общественность это приветствует, но параллельно пошла целая череда фальсификации уголовных дел, пытки электрическим током… То есть, на фоне этого позитива, замечательного процесса, происходит вот такое ужесточение…

– Нет ли в этом умысла правительства? Ведь глава КБР Юрий Коков известен как специалист по антитеррору. И если вдруг он уничтожит все экстремистское подполье, то ему скажут, мол, спасибо, вы теперь не нужны, вот региону новый глава-экономист?

– Да, он, конечно, призван из силовой структуры, и связи у него сохранились, но деятельность самой структуры на федеральном уровне осуществляют не подчиняющиеся ему кадры, которые имеют какие-то свои интересы. На самом деле очень мало рычагов у Кокова для того, чтобы влиять на деятельность органов федерального подчинения. Это не только у нас проблема, она присутствует во всех регионах. Федералы подчиняются в Москве своим начальникам, у них свои внутриведомственные интересы. И получается, что политическому руководству – самому же Кокову – эта ситуация не совсем выгодна. С одной стороны, региональные власти декларируют, что будут проводить профилактику, предпринимать комплекс мероприятий и вообще много чего сделают, но если все пойдет насмарку, общественное мнение будет выстраиваться в том духе, что люди скажут – да, они одной рукой делают добро, а другой – сами провоцируют агрессию. Я вижу, что политическому руководству отнюдь не выгодна такая ситуация, когда оно настроено позитивно, а народ недоволен. По их реакции, по их попыткам воздействовать на ситуацию можно сделать такие выводы.

Потому мы говорим, что на самом деле профилактика террора ничего не будет стоить, если этот процесс не поставить в жесткие правовые рамки и под общественный контроль, то недовольство будет нарастать.

– Насколько я могу судить, многие пользователи соцсетей выступают очень позитивно в отношении самых суровых мер со стороны федералов в отношении исламских экстремистов. Действительно ли общественное мнение разделенно?

– Да, безусловно. Но если говорить не об общественных формациях, а именно об интернете, то надо учитывать, что там сидят “тролли” разных силовых структур. Что касается реального общественного мнения, то здоровая часть, большинство, конечно, поддерживает законность, деятельность комиссии и выступает против излишней жестокости, так как силовыми методами невозможно решить проблему.

И мы тут оказались не только под их критикой, но и под критикой радикалов! Ведь и радикалы не приемлют деятельность комиссии. И в целом общественное мнение настроено позитивно. Но если это все провалится, если на самом деле провозглашаемая профилактика не будет иметь реальных позитивных последствий, то движение будет дискредитировано. А чтобы этого не произошлло, нужно, чтобы силовая часть и судебное производство были под контролем общества.

Многие уехали в Сирию, это имеет место быть. Но наше РОВД дает очень разную статистику. То от 130 до 150 человек, потом заявили, что количество уехавших достигло двухсот. Я считаю, что на самом деле эти цифры преувеличены. По нашим данным, многие находится в Турции.

– Кто эти люди?

– Много разных людей с разными намерениями. Есть те, кто на самом деле хотел воевать, но в Турции столкнулись с черкесской диаспорой, которая в большинстве своем не воспринимает это дело. Члены диаспоры выслушали выходцев из КБР и спросили: Вы что? Зачем? Какая война и джихад? Это совсем не наше дело, не наша цель. И они затормозили это движение. Но были и другие люди, которым накануне Сочинской олимпиады прямо сказали: валите отсюда. Перед олимпиадой была серьезная зачистка.

Есть примеры, когда человек находится 5-6 лет в Бельгии, а проходит информация, что он в Сирии. К нам приходят мать, жена этого человека, приносят фотографии, где видно, что он в Европе, в Бельгии, а не воюет где-то. И мы понимаем, что информация правоохранительных органов не соответствует действительности.

Тоже самое в Турции! Там есть люди, о которых говорят, что они воюют в Сирии, они к нам обращается и готовы ответить на все вопросы, которые нам предъявляют, но только в присутствии адвоката, под контролем общественности. Мы начали этим заниматься, но это дело заглохло. И это связано с тем, о чем я говорил выше – с давлением со стороны правоохранительных органов. Люди начали бояться, родители говорят, что нет, они не вернутся.

– Много ли беженцев прибывает из Сирии?

– Нет. По разным данным, в Сирии от 150 до 200 тысяч адыгов проживало. И не только адыгов. Диаспора называется черкесской, но среди них есть и чеченцы, и карачаевцы, и балкарцы, и осетины. Но большинство – черкесы. И все они, согласно российским законам, такие же соотечественники, как и русские, проживающие в Крыму или на Донбассе (согласно закону РФ «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом» статья 1 часть три – представители коренных на территории РФ этносов признаются соотечественниками, – прим. авт). Но отношение к этим группам абсолютно разное. Выселение сирийских беженцев из санатория в Нальчике и заселение на их место беженцев из Украины это продемонстрировало. В этом году вообще никаких квот не выделено на их прием. Поэтому никто не приезжает, их никто тут не собирается принимать. Власти тем самым компрометируют нормы Конституции, в которой заложено равноправие всех народов. На самом деле, на поверку оказывается, что это все лишь декларации…

Беслан Кмузов, специально для newcaucasus.com

Фото из архива В. Хатажукова