Мусса Бекмурзиев: Москва поддерживает на Северном Кавказе метод «разделяй и властвуй»

5761
Мусса Бекмурзиев

Территориальные проблемы между Ингушетией и Чечней, роль Москвы в отношениях между республиками Северного Кавказа, влияние западных санкций на Россию, свобода слова и СМИ на Северном Кавказе – об этом и многом другом рассказывает в эксклюзивном интервью newcaucasus.com блогер, общественный деятель Мусса Бекмурзиев (Ингушетия).

– Главы Ингушетии и Чечни договорились об обмене территориями. Что и для чего это было? Почему у жителей Ингушетии в своей массе такое негативное отношение к этому процессу?

– Еще в августе, когда некоторые историки и активисты обнаружили на тех землях, которые передаются сейчас по соглашению Чечне и которые, как сейчас говорят власти никогда не принадлежали ингушам, чеченских строителей под охранной вооруженных полицейских, сразу поднялась волна. Однако власти 1,5 месяца игнорировали все обращения к ним, не предпринимали никаких шагов по пресечению незаконного строительства на территории заповедника. Все переговоры, работа комиссии по определению границ и подготовка к подписанию соглашения проходили в тайне от народа. Ингушетия самый маленький и самый густонаселенный регион России, однако, желающие откусить еще кусок от этой территории стоят в очереди. Ну и очень важный фактор наравне с природными богатствами это история. Эта территория богата историческими памятниками архитектуры, это родина многих ингушей. Немаловажно в свете постоянной работы властей и некоторых чеченских историков и националистов на ниве отказа нам в праве быть народом, будь это типа мы 10 чеченский тукхум (род) или орстхоевцы – проживающие в Ингушетии чеченцы, говорящие на ингушском языке.

Не секрет, что очень много тех, кто мечтает присоединить нас к Чечне и ассимилировать, этакий комплекс старшего брата, постоянно раздражающихся тем, что ингуши слишком самостоятельны и не готовы играть по их правилам. Мы братья, очень похожи, и при этом одновременно очень разные. Ингуши не готовы терять свою родину, свою республику, свои земли в тот момент, когда эпопея с Пригородным районом еще не окончена. Ингуши хотят, чтобы с ними считались. Проигнорировали мнение народа с отказом от прямых выборов главы, но отрывать куски от родной земли и соглашаться с тем, что их ставят перед фактом в таких вопросах, ингуши не будут. Ингуши на подсознательном уровне бояться потерять свою государственность, они проходили такое в ХХ веке не один раз.

Я не могу сказать точно, что повлияло на власти Ингушетии, которые категорически не допускали передачи наших земель Чечне совсем недавно, причин может быть точно. Но, однозначно, здесь видна рука федерального центра, а рычагов давления на местные власти у них уйма, к чему добавляются и амбиции главы Чечни. Буквально пару месяцев назад местные органы исполнительной власти рапортовали, как они осваивают новые туристические маршруты на этих землях, туда считали своим долгом съездить чиновники местных органов власти. И в моем присутствии неоднократно высшими чиновниками в Республике обсуждались вопросы более эффективного использования и изучения объектов историко-архитектурного наследия, находящихся там.

Уверен, что власти пойдут на многое, чтобы додавить и закончить начатое дело, по всей видимости, они ввязались в это не от большого желания…

– Как ты оцениваешь последние события в Кабардино-Балкарии? Что все-таки произошло: это было начало или продолжение межэтнического конфликта, или это управляемый процесс и во что это может перерасти?

 На мой взгляд, это, действительно, проблема, которая зародилась не сегодня, межэтническая напряженность, земельные споры в Кабардино-Балкарии действительно присутствуют. У меня очень много знакомых и кабардинцев и балкарцев. Я считаю, что это продолжение той цепочки межэтнических, межнациональных споров, проблем, которые федеральный центр начал аккумулировать на Северном Кавказе в последнее время. Земельный спор между Чечней и Ингушетией в Сунженском районе, когда в наглую вооруженные люди заходят на территорию Сунженского района Республики Ингушетия, там объявляется режим КТО, но при этом строители и гражданские лица фотографируются вместе с правоохранителями и гвардейцами на этой территории. Сейчас появилась Кабардино-Балкария. Ситуация, как мне кажется, нешуточная. Народ призывают собраться и митинговать, собраться всем народом. Мне кажется, это все управляемо и проблема стоит давно. Балкарцы считают себя уязвленными с момента депортации и возвращения на Северный Кавказ. Я постоянно слышу недовольство кабардинцев, что балкарцев мало, но при этом они получили много благ, вернули земли, но они никак не могут насытиться. Балкарцы при этом себя чувствуют постоянно ущемленными, и я их в этом понимаю, как представитель также депортированного народа. Они постоянно слышат в свой адрес, что с ними с лихвой рассчитались, а они наглеют. Плюс как и с нами, еще могут в их адрес говорить слова о каком то мифическом предательстве, белой лошадке, преподнесенной Гитлеру и прочую плесень. На мой взгляд, это было специально заложено еще Сталиным и его командой. Но это происходило не только с ними. Балкарцев депортируют, а кабардинцев оставляют, карачаевцев депортируют, а черкесы остаются, ингушей и чеченцев депортируют, а осетин и дагестанцев оставляют – эта мина замедленного действия была заложена давно. И эту мину сейчас очень часто использует федеральный центр, постоянно подогревает эту ситуацию.

– Ты хочешь сказать, что все эти межэтнические противоречия поддерживаются и подогреваются из центра?

Да, поддерживаются, потому что федеральный центр спокойно и быстро может решить все эти вопросы. Все разногласия появились искусственно. И решить эти вопросы для такой огромной страны никаких проблем не составляет. Все что творила сталинщина на Северном Кавказе: депортации целых народов, передел границ и многое другое – почему мы в рамках закона не можем решить эти вопросы? Потому что федеральный центр нуждается в таком рычаге воздействия на северокавказские народы. Как только ингуши начинают говорить, например, о Пригородном районе, нарушениях прав человека, поднимаются вопросы с другой стороны. Мы это наблюдали не раз и это все регулируется. Постоянно используется метод «разделяй и властвуй», который всегда был и до сих пор актуален на Северном Кавказе.

– Противоречия между Ингушетией и Чечней ты определил как управляемый процесс. К чему он может привести – противостоянию между чеченцами и ингушами, слиянию двух республик в одно территориальное образование или к другому?

Проблема слияния Чечни и Ингушетии стоит с 1992 года, эта тема постоянно муссируется. Для Ингушетии этот вариант категорически неприемлем, так как мы уже имеем опыт совместного проживания. Ингуши отделились и остались практически ни с чем на правах «младшего брата», потому что все институты власти, вся научная, культурная, историческая база находилась на тот момент в Грозном. В Ингушетии всего этого не было.

Я могу сказать, что, например, три ингушских района, на базе которых была образована Республика Ингушетия, не имели ни одного физкультурно-оздоровительного комплекса. Ни одного! Только с 1992 года, когда создавалась республика, процесс пошел и только после трагических событий в Пригородном районе, тогда начали создаваться органы власти. Преимущественно все органы власти и министерства находились в бараках и деревянных вагончиках, которые привозились для беженцев. Телестудию создавали в подвале районного суда. Потому что, повторюсь, мы к 1992 году пришли фактически нищими. Поэтому, повторять этот опыт ингуши, конечно же, не хотят. Это может привести к чему угодно. И тем более удивительно, что власти Ингушетии молчали все это время. Это нас еще раз наталкивает на мысль, что федеральный центр разыгрывает карту противостояния. Я очень сомневаюсь в том, что чиновники Ингушетии упустили бы возможность высказаться по этому поводу. Тем более сейчас, когда на протяжении последних нескольких недель народ требовал полной информации. Наоборот, их молчание еще больше подогревало страсти. У меня такое ощущение, что они хотят, чтобы народ взбунтовался, чтобы молодежь вышла, предприняла какие-то действия, а потом дать им «по башке». И на этом примере показать: будете высовываться – получите. События в Кабардино-Балкарии тоже показали, что любые подобные действия будут жестко пресекаться.

– Не может ли быть введено внешнее управление из Москвы, как это было сделано в Дагестане? Этот опыт может быть перенесен на Чечню, на Ингушетию, на другие республики?

Об этом я думал до того, как 9 сентября был переизбран Евкуров… Сейчас речь может идти только об укрупнении регионов, о слиянии всех северокавказских республик в одно целое. Но и исключать этого я не могу. В Российской Федерации существует сейчас такая повестка. А что касается территориальных претензий, удивителен тот факт, что с 2012 года, во время очень острой фазы взаимных претензий тоже создавались комиссии и в Ингушетии, и в Чечне, комиссии по определению границ. Почему-то тогда ситуация затем сошла на нет и никакой работы с тех пор не проводилось. Удивительно, что сейчас Рамзан Кадыров опять учреждает какую-то комиссию. Можно задаться вопросом: а куда делась комиссия, учрежденная в 2012 году? Все это также подтверждает, что центр разыгрывает эту карту, когда ему нужно.

Мы за то, чтобы границы уже окончательно установить, закрыть эту тему, не ссорить народы. Почему-то эта тема периодически поднимается, но вопрос по-прежнему в тупике…

– А вообще проводилась ли когда либо демаркация административной границы между Ингушетией и Чечней?

Нет, этого никогда не было.

– То есть эта граница, по большому счету, сейчас условная?

Точно сказать по километражу невозможно, но есть разграничения, которые устанавливались во времена правления Руслана Аушева. Впоследствии Мурат Зязиков и Ахмат Кадыров подписывали документы. Это, по-моему, было в преддверии референдума по конституции Чеченской республики, в которой, в частности определялось, какие населенные пункты бывшей ЧИССР входят в Чеченскую республику (это Серноводская, Асиновская ) и какие населенные пункты входят в Сунженский район Республики Ингушетия. В населенных пунктах, входящих в состав Ингушетии, не проводился референдум по конституции Чеченской республики. Но на сегодняшний день есть закон от 2012 года, принятый в Чечне, по которому многие ингушские населенные пункты оказались в составе Чеченской Республики. Но сегодня создалась такая ситуация, что чеченские строители, историки приезжают на территорию Ингушетии, останавливаются в населенных пунктах, где сейчас никто не проживает, фотографируются, выставляют свои фото в социальных сетях, подписывают эти населенные пункты как села Галанчожского района Чеченской Республики. На самом деле, это Сунженский район Республики Ингушетия. Это ли не провокация?

– Ты считаешь это сугубо чечено-ингушским конфликтом или возможны конфликты с другими северокавказскими республиками?

Такой проблемы наверное нет. Есть небольшие трения между Чечней и Дагестаном. В Ауховском районе, например, шли какие-то процессы. Вопрос территориальной принадлежности озера Кезеной Ам, которое расположено на границе Чечни и Дагестана, тоже стоял. Сегодня у нас многие говорят и пишут, что Рамзан Кадыров пытается расширить свои владения во все стороны.

– Не раз поднимался вопрос о строительстве дороги из Чечни, Ингушетии или Дагестана в Грузию, однако каждый раз эти проекты не осуществлялись. Эта тема еще актуальна и почему ее периодически поднимают на поверхность?

Да, действительно, планы такие были, в том числе, железнодорожное сообщение с Ингушетией еще в советские годы. Но я очень сомневаюсь, что наши власти позволят иметь прямые контакты с Грузией, строить дороги, туннели и т.д. У нас есть так называемый форпост: дорога через Северную Осетию, поэтому прямое сообщение с Чечней, Дагестаном и Ингушетией, на мой взгляд, не будет одобрено федеральным центром. Хотя все эти республики очень хотят этого и прямое сообщение очень помогло бы жителям этих республик.

– Как ты можешь оценить бизнес-контакты и просто человеческие контакты Северокавказских республик с Грузией?

На уровне человеческого общения контакты достаточно крепки и с каждым днем они все лучше. Что касается бизнеса, то я вижу, что представители бизнеса северокавказских республик потихонечку вкладываются в Грузию. Я лично знаю примеры, когда вкладываются в строительный, ресторанный, туристический бизнес в вашей стране. В отрасли, которые активно развиваются. Раньше я не наблюдал этого, но в последнее время идет активный рост. Возвращаясь к предыдущему вопросу, строительство прямого транспортного сообщения увеличило бы этот процесс в обе стороны, но, к сожалению, Российская Федерация редко руководствуется экономическими соображениями.

– Что касается Северной Осетии и проблемы Пригородного района. На какой стадии находится сейчас этот вопрос? Как смотрит на эту ситуацию официальный Магас?

В Конституции есть статья, которая гласит, что власти и народ Республики Ингушетия должны всеми доступными, то есть законными и мирными способами добиваться возвращения этого района. В Северной Осетии обращают внимание на наличие этой статьи, требуют ее изъятия из Конституции Республики Ингушетия. Но я не вижу реального продвижения этого процесса в положительном направлении. Вижу только какие-то незначительные контакты, попытки просто изменить фон событий. Я лично предпринимал попытки делать совместные проекты с молодежью из Северной Осетии, но власти этой республики постоянно противодействовали этому. Они препятствовали личным контактам молодежи из Северной Осетии с молодыми людьми из Ингушетии. Да и само североосетинское общество было настроено достаточно жестко в отношении подобных контактов. На меня выходили люди из Осетии, которые были готовы участвовать в совместных акциях, но они боялись давления со стороны местных властей и общества. Если бы не политики, то контакты были намного активнее и эффективнее. В Ингушетии таких проблем не было. Любые контакты у нас только приветствуются. Хочу заметить, что в последнее время контакты все-таки участились, проводятся совместные акции в Пригородном районе. Но они в основном проходят по линии государственных органов власти. На сегодняшний день в свете последних событий между Чечней и Ингушетией, Кабардино-Балкарских событий, в Северной Осетии появилась информация, что власти Северной Осетии готовы передать Пригородный район Республике Ингушетия. В Республике объявлялись акции, людей созывали на митинг против передачи Ингушетии Пригородного района. Мы прослеживаем цепочку всех этих событий. Почему сейчас одновременно в нескольких республиках возникают подобные ситуации? Наверное, потому, что в стране есть огромное количество экономических и политических проблем, а для отвлечения внимания стрелки переводятся, как всегда, на Северный Кавказ.

– Может ли возникнуть ситуация, когда процесс станет необратимым?

Конечно, процесс достаточно тяжелый, и в какой-то момент контролировать ситуацию может стать невозможно.

– После конфликта в Пригородном районе прошло уже более 25 лет. Есть ли чувство обиды, разочарования и несправедливости ингушского общества на федеральный центр?

Конечно, есть. Особенно это ощущалось в 2014 году, когда Россия присоединила Крым, и мы слышали высказывания: «Крым вернулся», «Справедливость восторжествовала» и т.д. Тогда в Ингушетии стали появляться вопросы, почему «справедливость» односторонняя, выборочная и нет справедливости для ингушского народа. Я сам лично поднимал этот вопрос, даже озвучивал его перед Эллой Памфиловой, уполномоченной по правам человека на тот момент, на что внятного ответа не получил, кроме угроз в свой адрес. Тем более, что передача Крыма не сопровождалась кровопролитием, геноцидом населения, он был передан просто росчерком пера. А тут, когда было совершено такое преступление против человечности, о справедливости никто не говорит. Есть закон Российской Федерации о реабилитации репрессированных народов, который просто не исполняется, он заморожен. Не выполняется даже в той части, которая касается переименования населенных пунктов, возвращения исторических названий.

– Есть ли у тебя информация о людях, которые воевали в Сирии, Ираке, не возвращаются ли они на родину?

Я не знаю. Попытки вернуться, наверно, есть. Есть случаи ареста тех, кто там воевал и вернулся. Женщины возвращаются. На днях в Дагестане был вынесен приговор женщине, вернувшейся из Сирии. Но ей дали условный срок, что довольно таки мягко в наших реалиях и немного не привычно. При помощи Рамзана Кадырова и его представителя много женщин, особенно с детьми, вернулись из Ирака, Сирии на родину.

 – Но тем не менее в Чечне, Дагестане, в том же Сунженском районе действует режим КТО…

Да, в этих местах нам объявили, что ликвидировали троих боевиков. Лично я не склонен этому верить, как и многие интернет-пользователи. В Ингушетии думают, что это все подтасовано, что эти трупы могли быть туда привезены. Люди возмущены тем, что происходит, так как под прикрытием КТО ведутся строительные работы. Со стороны Ингушетии невозможно попасть туда. При этом очень странно молчание местных властей.

– Насколько сейчас актуальна тема ухода молодежи в подполье? Ведь, начиная с 2008-2009 годов именно из Дагестана, Чечни и Ингушетии очень много молодых людей уходили в горы. Есть ли сейчас такие случаи или это из разряда исключений?

Нет, сейчас все намного спокойней. Было время, когда мы удивлялись, что нет очередного взрыва, что никого не подорвали, не обстреляли. Было время, когда полиция боялась выезжать по звонку, думая, что там будет очередная засада. Да, признаюсь, с этим стало проще. В последнее время я и другие общественники в сотрудничестве с государственными органами работали над социализацией членов семей участников боевых действий, с их детьми, женами. Осуществляли проекты, направленные на противодействие экстремизму. Вновь уехавших становится меньше. Идет спад. И эта тенденция наблюдается по всему Северному Кавказу. Наверное есть объективные причины – террористическое государство потеряло свои позиции; Россия, как в предолимпийский период, не заинтересована в том, чтобы избавляться от потенциальных приверженцев радикально-экстремистских взглядов и другое.

– Как часто представители других российских регионов или прикомандированные из Федерального центра занимают руководящие должности в республике? Насколько сильно внешнее присутствие в силовом блоке? Не вызывает ли это недовольство в Ингушетии?

– Весь силовой, правоохранительный блок в республике возглавляют прикомандированные, или как их называют в народе – «варяги». Также в их руках прокуратура, местная ФСБ, ГИБДД, в основном все отделы. Дело в том, что раньше «варяги» преимущественно занимали руководящие должности, а сейчас даже уже руководители среднего звена – почти все прикомандированные. Далее они привозят своих родственников, подруг и друзей. В последнее время много недовольных такой политикой.

– То есть, именно из Москвы?

– Из разных регионов. Совсем недавно представили нового руководителя управления Росгвардии по Ингушетии. Человек, который до этого выполнял обязанности заместителя начальника управления Росгвардии в Северной Осетии. Сейчас его откомандировали к нам. Все это людям не нравится, безусловно. И причин много – во-первых, люди видят в этом недоверие к ним, во-вторых, мы видим полное игнорирование интересов региона. Мы же, все-таки, республика, и рассчитываем хоть на какую-то самостоятельность, автономность. Но никаких подвижек нет и не видно, наоборот, все утягивается, урезается, ужесточается.

Давайте возьмем нашу экономику. Регион с одним из самых высоких уровней безработицы… И на этом фоне люди лишаются рабочих мест, которые достаются «варягам». Если бы параллельно жителей Ингушетии также симметрично назначали на должности в других регионах, то я еще как-то бы мог это понять. Но, наоборот, по всем направлениям мы видим деградацию – в плане автономности, национальных интересов. Да, есть реальная проблема и люди к этому относятся очень критично. Даже то, что сейчас происходит в Сунженском районе, где хозяйничают представители Рамзана Кадырова, многими объясняется как раз тем, что в республике нет силовых органов, в которых хоть что-то решали бы местные кадры. Люди видят все это и очень переживают.

– Насколько сильно на Северном Кавказе, в частности, в Ингушетии, ощущаются последствия западных санкций против России? Есть ли существенные изменения?

– Безусловно. Идет урезание зарплат. Особенно это ощущается в регионах с высокой дотационностью, где жители во многом зависят от бюджетных источников дохода. Правда, у нас «рисуют» иную статистику. Статистику в стране, как известно, очень любят «рисовать», и доверия ей точно нет. Я сам по специальности экономист, и могу точно сказать, что в том числе в Ингушетии, социально-экономическое положение очень тяжелое, бюджетное финансирование очень сильно страдает. Правда, все это не афишируется. Причем, это по всей стране не афишируется. Но санкции ударили по нам очень сильно, и очень сильно страдает бюджет.

– Насколько ущемляется деятельность журналистов, какова ситуация со свободой слова?

– Я не в первый раз об этом говорю. Республика Ингушетия, это республика, где нет свободных СМИ. Есть государственные СМИ и какие-то интернет-ресурсы, которые я не могу назвать средствами массовой информации, так как эти ресурсы представляют интересы некоторы узких групп. Вся их деятельность заточена на то, чтобы бороться с кем-то, «валить» кого-то, будь то власти республики, или просто их личные конкретные оппоненты. А свободных СМИ нет. Да и со свободой слова в последнее время все стало еще хуже в целом по стране, и на Северном Кавказе, в частности.

Раньше я с гордостью говорил, что в Республике Ингушетии ситуация с этим обстоит намного лучше, особенно если сравнивать с соседними регионами, но в последнее время сам федеральный центр заставляет урезать уровень свобод. Это мы ощутили на себе давно. И сейчас все ощущают. Любая критика воспринимается очень болезненно. В этом году, например, в Архызе проходил ежегодный гражданский форум, на котором присутствовал новоназначенный полномочный представитель президента РФ в СКФО Александр Матовников. И он прямо сказал там, бращаясь к общественникам: «не мешайте нам работать, не давите на болевые точки». Сейчас власти перестали прикрываться и открыто заявляют о том, что не позволят критиковать. Это, в принципе, иллюстрирует то состояние свобод, свободы слова, возможностей для журналистов, которые работают на Северном Кавказе. И в целом по стране.

Беседовал Иракли Чихладзе, специально для newcaucasus.com