С этой скульптуры в городском саду Степанакерта забыли снять ведро после ремонта. Снимок этот мы выбрали не случайно. Именно так смотришь на врага, когда тебе ничего о нем не известно.
А с событий 88-го прошло уже 25 лет, и растет уже второе-третье поколение людей, никогда не видевших живого азербайджанца (или наоборот, армянина). Такие люди гораздо быстрее запоминают наставления: «все азербайджанцы в лицо улыбаются, а в спину нож втыкают». Или «моются по три раза в год, а к пятнадцати годам еле-еле по складам читают». Такие разговоры чаще всего ведут именно в семьях, где азербайджанцев совсем не видели или не знают. И хотя фото сделано в Степанакерте, но не спешите с выводами: как раз там-то так думают не все. Хотят ли снова жить с азербайджанцами – в путевой тряске и сам не спросишь, и тебе в двух словах не ответят. Но немало пожилых карабахцев знают азербайджанский и в лицо их видели. А этого уже достаточно – не для примирения за час (или на час), но хотя бы для того, чтоб судить своим умом, а не чужим. И это уже немало.
Жили азербайджанцы и в Ереване, но обособленно. На предприятиях собирались своим кругом. Поэтому воспоминаний о них у ереванцев немного. Помнят их только по дешевой зелени на базарах (торговаться с ними было гораздо легче). Но чтобы узнать человека, недостаточно знать, почем он продает зелень. А кто не знает, тому легче всего повторять «мы их…», «мы им…», «мы тогда», хотя сами чаще всего об этом «тогда» знают издалека: кто постарше – по газетам, кто помоложе – по боевикам и «нитендо» (скорее всего, и в Баку так же). А знакомый автора, в возрасте за пятьдесят, рассказывал о том, как однажды его еще в советское время «выручил» портье-армянин в гостинице: «тебе номер достался с азербайджанцем, но не волнуйся, я тебя с ним не поселю».
После этого не нужно удивляться,увидев в сюжете «Вестей» пожилого бакинца, который назвал убийство спящего человека поступком патриота. А ведь если он пожилой, значит когда-то армян в Баку должен был видеть чуть не каждый день. Вспомнит ли? Ведь в Баку общение было гораздо теснее, чем в Ереване (это не лучше и не хуже – просто так сложилось). Один пожилой бакинец до сих пор вспоминает, как пустели по поминальным четвергам учреждения, а к азербайджанцу в дом, приходили все его знакомые. И ни у кого не спрашивали – какой ты нации, твоя традиция этот четверг или чужая. С карт и улиц можно выскоблить все, ставшее чужим. А из собственной памяти? Там должно остаться и хорошее, и плохое. Вспомнит ли?
И в Ереване вспоминают не сразу. Бывший портной, ближе к семидесяти, вспоминает о том, как простаивал на митингах 88-го дни напролет. Сидящий рядом с ним бывший научный сотрудник, стоящий там же, вдруг замечает: «Вот у нас работал в лаборатории азербайджанец, мы его уважали». (Это к распространенному – см. выше – поверью о том, что азербайджанцы в Армении дальше восьмилетки не шли). Портной и сам начинает вспоминать: «А и правда, были умные. Вот меня, когда я только начинал шить, в ученики поставили к азербайджанцу. Хороший мастер был. Даже имя помню…».
«Ермяниляр чыхын гедин…. Хачынизя пох». Сверху для убедительности пририсован ятаган. 60-летний бакинец до сих пор хранит этот листок, найденный в дни событий в подъезде своего дома. Он потерял и тот дом, и тот быт. Но не требует перерезать «их всех». А в разговоре вдруг говорит такое, чего не услышишь и от молодежи, «воспитанной на европейских ценностях». «Я не говорю, что все сразу подружатся. Но рано или поздно все равно придется жить рядом. Хочешь не хочешь, от этого не уйти. Поэтому разговаривать друг с другом как-то надо».
…«А ты, видно, за турок? Так запомни, на войне конфеты не раздают…», – Такое приходилось слышать от людей, на войне не бывших. Коллега, когда-то вернувшийся из Карабаха с ранениями, ненависти к азербайджанцам не испытывает. Встретив азербайджанцев в московском аэропорту, не смерил их ненавидящим взглядом. «Они показались похожими на армян, вот я наудачу и спросил их по-армянски: как пройти на ереванский рейс? – Не знаем. – А ты из Еревана? – Да. А вы армяне? – Нет. Я тогда удивился: если не армяне, откуда знают армянский? Потом только догадался. Интересно было бы с ними поговорить, Но в аэропорту я их потерял». Впрочем, знание чужого языка удивительно только для нас, молодых. А тогда, наверное, было мало удивительного в истории о том, как бакинский армянин, окончивший азербайджанский вуз, переехал работать в Ереван. «Писал он на армянском языке, но думал все равно по-азербайджански», – рассказывает другой армянин-бакинец, – «и сказуемые ставил совсем не как в армянском – в конце предложения».
Он же рассказал историю одного из ереванских азербайджанцев, так как сам в конце 80-х работал в Ереване. «Был у меня в друг, у него жена армянка. Приходит однажды на работу, весь день молчит. Я спрашиваю – Селим, что тобой? Может, на улице кто-то что-то сказал? Он отвечает: да нет. Я вчера зашел домой, дочь по-азербайджански попросил пальто повесить, а она ушла в другую комнату и матери на армянском говорит: скажи е м у, чтоб на этом собачьем языке со мной не говорил… Успокоил, как мог».
…В Ашхабаде, где армяне и азербайджанцы продолжают соседствовать, сын в одной из семей уехал в Баку на учебу. «Вернулся через год на лето – и первым делом мне сказал: мама пусть Акопяны забудут, где наш дом. Я разговаривать с ними больше не буду», – рассказывает мать, – «Я говорю – сын, что с тобой, ты же с их детьми вместе вырос». – «А он мне: «Они враги нашего народа. Их всех нужно уничтожить». Не знала, что ответить».
А что тут ответить? Молодежь – и в Баку, и в Ереване, и в Бомбее – чаще, чем взрослые, склонна смотреть на вещи не своими глазами, а через ведра. Как на этой фотографии.
…Картофельные края в Мартунийском регионе, на берегу Севана. Когда он был Мартунийским районом Армянской ССР, сюда приезжали за картошкой азербайджанцы. Из соседнего Варденисского района (который они называли Басаргечарским), и из Баку. «Приезжали, оставались на ночь, утром забирали картошку и уезжали. Многие друг для друга гостеприимцами становились. Мы когда ездили продавать картошку в Баку, у них оставались».
Напоминает отношения «кирвелик», о которых недавно заговорили в прессе после ответа Левона Джавахяна на книгу Акрама Айлисли. А за сто лет до этого о них писал Аксель Бакунц. Не для галочки «дружбы народов» – Бакунц по заказу писать не хотел и не умел. Чинов и званий на этом не заработал.
Зато мир вокруг себя видел собственными глазами, не через ведерную жесть. Как сейчас удобнее многим.
